— От дурак, а! — Эсс Гурзиш от избытка чувств хлопнул себя руками по ляжкам. — От пустоголовый! Да нешто непонятно? Всему вас, молодых, учить надо, даже тому, как девок сватать!
— Ну и чему? — Не сказать, чтобы Лиль был в восторге от таких заявлений, но переспросил мирно и даже с какой-то толикой надежды. — Что нужно сильной, самостоятельной и умной женщине?
— Да то же самое, что любой другой, олух ты богов небесных, — пожал плечами старик и помахал рукой бегавшему между столиков мальчишке-разносчику. — Сильная, не сильная, без разницы. Любовь ей нужна. Поддержка. Защита. Даже самая умная и самостоятельная бывает и слабой, и ранимой. Она ж баба! Пожалеть ее надо, руки подставить, чтоб знала — как бы ни повернулось, а ты подхватишь и не дашь упасть. И не станешь с ней, значит, этим самым мериться, как дурак. А рядом будешь, не только как муж, но и как друг, как соратник, к которому спиной повернуться не страшно.
— Но… погоди. — Лильрин потер руками лицо. — Погоди, старик. Я же…
— Э не-е-ет, парень. Ты над ней возвышаться хотел. Ишь, значит, такой человек-гора, все сумеет, все сам решит, а она чтоб снизу вверх смотрела. Это — не любовь.
— Да ничего подобного! — горячо возразил Лиль. — Я… ну, может, раньше! А теперь-то!
— А теперь ты ей показал, что сила ее тебе претит, и коли она подле твоих ног покорной кошечкой сидеть не согласная, значит, и не нужна тебе такая, — констатировал Гурзиш.
— Да когда?! Ничего я подобного не говорил! — Лиль даже вскочил.
— Сядь. Не говорил, а показывал. Другую бабу демонстративно на руках таскал, а от Лейсан шарахался, в глаза не смотрел, всем видом, значит, демонстрировал равнодушие. Олух.
— Но я… Она сказала, что ей неприятны мои настойчивые ухаживания, — растерянно проговорил Лиль и сел обратно на свой стул. — Я не хотел лезть и мешать, тем более что подумал… кто она — и кто я.
— Она женщина, а ты мужчина, который ее любит. Только ведешь себя как пацан-дурачок, — хмыкнул вредный старик. — Ну да ладно… Ежели б мой Сириан ей больше подходил, я б его подучил, конечно. Да только не потянет он такую бабу, тягалка не отросла еще. Да тьфу на тебя, ты о чем подумал?! Вот молодежь пошла, испорченные чуть ли не с пеленок. Мозги и характер у него не те, не справится он, сам загибнет и девку сделает несчастной. А у тебя шанс есть, ежели за ум возьмешься.
— И что же мне делать? — Лиль чувствовал себя действительно последним идиотом. Это было отвратительно и очень непривычно. Он никогда нарочно не стремился к лидерству, но как-то так само собой получалось, что в сложной ситуации видел выход и знал, что делать. Ну и делал. А что люди за ним шли — так разумные же они существа. Он же решение предлагал. Хотя, конечно, всякое бывало… Ну, в таком случае среди мужчин все просто: несогласен? Дай в рыло. Разберетесь быстро, кто тут командир, а кто бегом побежал делать, что велено. Но у Лиля до этого редко доходило, ему достаточно было посмотреть в глаза и… Короче, разум просыпался даже у самых отъявленных склочников.
А вот теперь он впервые в жизни совершенно не понимал, как действовать дальше.
— Наперед всего — думать, что делаешь, — наставительно выдал эсс Гурзиш, звучно грохая пустой кружкой об стол. — А дальше… к ней иди, олух богов небесных. Она сегодня выложилась до краешка, да и последние дни толком не отдыхала. И голодная ж небось. Позаботься о девочке, мужик ты или нет? Позаботься и ничего взамен не требуй, понял? Это самое главное.
— Да, понял… кажется.
— Не «кажется», а точно уразумей. Ты вот когда в строю воюешь, товарища, значит, защитишь, коли ему опасность грозит, не за награду. А потому, что вы за одно дело стоите, одну правду защищаете. И он тебя прикроет, где его силы будут. Так и с бабой — не дурью в семье мериться надо, а единой стеной против всего мира стоять. И за то стояние награды не требовать.
— Непривычно это мне, — вздохнул Лильрин. — Но, наверное, правильно. Если подумать.
— Вот и подумай. В таком разе сильная да умная жена — счастье в семье, не один ты этот груз на себе поволочешь, на двоих разделите. Ты еще помни, что равность-равностью, а детей рожать пока ни один мужик не научился. И бабе в тот момент поддержка нужна, как никогда, потому что мы жизнью рискуем, убивая людей, а они на кон свою ставят, рожая их. И расплачиваются за то и своей молодостью, и красотой, и здоровьем. Это работа и подвиг не меньше, чем врага на поле боя бить. А то и сложнее. И каждая баба ждет от своего, значит, мужика, что он в такой момент стеной станет между ней и остальным миром. Даже самая сильная.
Лиль молча кивнул и встал. Но пойти на кухню за подносом с едой не успел, потому что все тот же пацан-разносчик, пробегая мимо и явно подслушивая, ляпнул: