И второй момент, более личный: почему критические статьи я не подписываю своим литературным псевдонимом. Почему «Евгений Абдуллаев», а не «Сухбат Афлатуни»? К чему это раздвоение?
Это не раздвоение. «Афлатуни» — маска; в ней мне, как стихотворцу и прозаику, удобнее. Легче придумывать то, чего нет; городить разную небывальщину.
Когда пишу критику, я стягиваю эту маску с себя. Кладу подальше, чтобы не мешалась. И вхожу на жесткий ветер литературной полемики с голым лицом.
«Сатирикам принято бить стекла. В этом специфика жанра. Поэтам бросают цветы, обличителям — булыжники. Это их слава и гонорар…»
Эти слова из пьесы Горина «Дом, который построил Свифт» вполне применимы к литкритикам.
Булыжники не бросают; но камешков поменьше хватает. Принимать их следует тоже — без маски, без опущенного забрала. И отбивать, естественно, тоже.
И последнее. В отличие от поэзии и прозы, литературная критика — жанр более «коллективный». Критические статьи рождаются в обсуждениях с коллегами и единомышленниками (насколько в литературе единомыслие возможно). Благодарю за участие Алексея Алёхина, Владимира Губайловского, Наталью Игрунову, Вадима Муратханова, Сергея Чупринина, Игоря Шайтанова, Санджара Янышева… Перечень имен мог бы быть продолжен; пора переходить к самой книге.
Разрез первый. Поэзия действительности
Четыре уровня
После многочисленных обзоров поэзии нулевых у меня сложилось впечатление, что мы присутствуем едва ли не при конце русской поэзии. Но вот вышли номера журналов с единичкой вместо второго нуля, а в них — поэтические подборки, а в подборках — стихи: хорошие, разные, всякие…
Так родилась эта идея — вместо отчетного доклада начать цикл заметок о поэзии нового десятилетия. Не столько о «новинках» — с этим неплохо справляются рецензенты, — сколько о тенденциях; и не столько об авторах — сколько о стихах, эстетике, критике.
О новейшей поэзии, иначе говоря.
Тема и подсказала заглавие.
«Новейшая поэзия есть поэзия действительности, поэзия жизни», — писал Белинский в известной статье о Грибоедове.
Конечно, и поэзию, и действительность мы сегодня воспринимаем и понимаем несколько иначе, чем «неистовый Виссарион». И все же словосочетание поэзия действительности представляется вполне пригодным.
В нулевые началось стремительное наступление действительности на все прежние башни из слоновой кости. В прозе — «новый реализм» и нон-фикшн, в драматургии — «новая драма», в кинематографе — видеоарт… При всей разности этих течений, условности терминологии и неоднозначности результатов, можно говорить о неком общем векторе: попытке пробуравить слой «классических образцов» и паразитирующих на них подобий, подобий подобий, симулякров.
В поэзии ситуация сложнее.
Претензий на новизну вроде бы достаточно. На прорыв к действительности…
Речь идет не об отражении действительности — словно она, действительность, есть что-то данное, определенное, и только ждет не дождется, когда ее «отразят». Речь — о воле к прорыву, о воле к выходу из тех сумерек «литературности», филологичности, «поэтичности», в которые погружают себя поэты.
Первый очерк как раз об этом.
О выходе из Пещеры.
Выйти из Пещеры
…Ведь люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю ее длину тянется широкий просвет. С малых лет у них там на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнем и узниками проходит верхняя дорога, огражденная — глянь-ка — невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол.
Строки из платоновского «Государства», известный миф о Пещере.
Далее Платон описывает постепенное освобождение человека от оков и выход из мира теней:
Начинать надо с самого легкого: сперва смотреть на тени, затем — на отражения в воде людей и различных предметов, а уж потом — на самые вещи; при этом то, что на небе, и самое небо ему легче было бы видеть не днем, а ночью, то есть смотреть на звездный свет и Луну, а не на Солнце и его свет.