- Чего ты так рассердился, дорогой Федер? - спросил он добродушно. Ведь я тебе уже сдал все анализы. Что тебе еще от меня надо?
- Мне нужна полная информация, такая, какую ни вы, ни ваши анализаторы выявить не могут. Мне нужна сама кровь. - Тут Федер криво усмехнулся. Чтобы кровь на проборе не пролилась. Мне нужно наверняка знать, что ожидает планету. И если я скажу, что вот этот и вот этот ваш человек должны Ямайку на время пробора покинуть, они ее покинут. Живьем, трупами это мне все равно. Вы поймите, здесь не игры уже, не заговоры, здесь просто рутина, совершенно для дела необходимая.
Аугусто сразу ответ не дал, отослал Федера, а сам подумал, поприкидывал так и сяк, и вроде получилось, что прав Федер и что ничего страшного не произойдет, если он вместе с информацией отдаст Федеру то, что тот просит.
- Чтобы кровь не пролилась, надо же! - хихикнул Аугусто. - Чего захотел!
И еще была проблема у Федера - с собственными людьми. Когда он пришел к ним во второй виварий и с ходу предложил продолжить пробор, они не поверили своим ушам. "Это ты так шутишь? - сказали они ему. - Это у тебя юмор такой, потому что ты с нами в этом говне не сидишь, а пользуешься всеми удобствами со своей возлюбленной? Какой там еще пробор? Сказал бы лучше, когда нас вслед за половцами отправят".
Федер всегда считал, что он как никто может уговаривать людей. Он считал, что может уговорить кого угодно и на что угодно, но здесь он столкнулся с невероятным, хотя и молчаливым упорством.
Как только куаферы разобрались что к чему, на кого им пришлось работать и на каких условиях их просят продолжать пробор, они как бы завяли. Продолжить пробор? - ну что ж... Потихоньку готовить бунт? Под присмотром, разумеется, Федера? Нужно ли? И так будем работать, куда тут денешься. Зачем там еще бунт какой-то?
Они вяло отворачивались, неохотно отвечали, а когда приходилось встречаться с Федером взглядами, смотрели на него, как на тарелку с протухшей кислятиной. И предпочитали молчать.
- Вы что?! - ужаснулся наконец Федер. - Вы думаете, что я вас продал? Да с какого бряку мне было вас продавать? Посмотрите на меня! По-смо-три-тена-ме-ня!!!
Тяжелые, уклончивые взгляды. Молчаливое повиновение. Недоверие, а у многих - презрение.
Федер бессильно развел руками.
- Все равно, я не понимаю. Если здесь и есть предательство, в котором вы можете меня обвинять...
- Ни в чем мы тебя...
- Если здесь и есть предательство, в котором вы меня обвиняете, то это предательство - среди вас! Я ничего не хочу сказать о тех, кто работает со мной в первый раз, но вы, парни, вы, те, с которыми я... Это вы меня предаете, а не я вас!
Он ходил между кургузыми шаткими столиками с дезинфицированным питьем, то и дело откидывая рукой плоский вороной чуб, он обвинял, он убеждал, отчаянно жестикулируя, он взывал к их чувству товарищества, к их куаферскому кодексу чести, к соблюдению элементарных норм в человеческих взаимоотношениях, согласно которым человеку следует изначально верить, он взывал к их чувству самосохранения - и не получал в ответ ничего, даже возражений.
Ему не верили.
Послушайте! Ему, Антанасу Федеру, не верили его собственные люди! Его это злило, его это нервировало, его это делало неуверенным в собственных планах. Федер как, может быть, никто другой терпеть не мог оставаться со своими проблемами в одиночестве.
И тогда он в очередной раз умудрился совершить чудо - не мытьем, так катаньем он уговорил куаферов продолжить полноценный пробор, причем пробор на его условиях, когда никто ничего не понимает, но истово исполняет.
Из вивария куаферов выпустили, просто отперев обе торцовые двери и одновременно сняв охрану. Замки на дверях второго вивария были самые примитивные, механические и потому отнюдь не бесшумные - такие на проборах надежнее всего. И в один прекрасный момент, когда половина куаферов валялась на койках, уперши в потолок отсутствующие взгляды, а вторая половина вяло переговаривалась, что-то жевала, что-то чинила, словом, изобретательно убивала быстро уходящее время, замки с обеих сторон вивария громко лязгнули, после чего ненадолго установилась полная, настороженная тишина.
Первым опомнился Андрон Кун Чу, коррект-куафер из отделения фауны. Чу слыл в команде самым задиристым и самым безоглядным бойцом. Еще он считался феноменально везучим, потому что только феноменально везучему природа может простить на проборе излишнюю задиристость и хотя бы минимальную безоглядность. Про Андрона Чу давно уже рассказывали легенды. По одной из них на Кривой Миранде он сумел стравить между собой двух напавших на него зю-ящеров и тем самым избежать неминуемой гибели. Непонятно, как ему удалось воздействовать на этих чудовищных исполинов, но, похоже, это сделал именно он. Чу, когда его спрашивали, отмалчивался, не подтверждая и не опровергая легенду, однако многие настоящие и мнимые свидетели в один голос уверяли остальных, что в этой истории все абсолютно соответствует истине, по крайней мере состав ее участников: Чу и два зю-ящера (шкуры последних позже были проданы провинциальным музеям), а сам инцидент, по их словам, был даже зафиксирован сразу четырьмя случайно оказавшимися там "стрекозами". Поэтому никого не удивило, что первым на неожиданное замковое лязгание откликнулся именно Андрон Кун Чу.
Он поднялся с койки и с напором сказал:
- Ну-ка!
С других коек ему ответили:
- Не пори горячку, Андрон. Сами придут. Может быть, это провокация.
- А, ну-у-у! - отмахнулся Андрон, для большей ловкости движений скинул свой балахон и, оставшись голым, для выпендрежа препоясался двумя длинными сверкающими мечами - фамильными реликвиями Бог знает какого тысячелетия, выхватил из тайника хорошо припрятанный скварк и, натужно взвыв, помчался что было мочи к ближайшей торцовой двери.
Дверь под ударом его тела легко растворилась, он стремительно вывалился в серое, как всегда, моросящее сияние среднеямайского пейзажа, в сладковатый воздух, от которого сразу же рефлекторно заныли виски, намекая на будущую головную боль, и очутился в метре перед двумя амазонками, несколько более одетыми, чем он, во что-то черно-блестящее. Легонько взвизгнув, напружинившись и тут же расслабившись, они с нескрываемым интересом уставились на куафера.