"Опять его понесло! - тоскливо подумал Аугусто. - "В терминологическом смысле"! А еще говорят, что они умнее нас. Просто идиоты, вот они кто!"
Но надо было слушать. Больше того, надо было внимательно слушать, чтобы не пропустить какую-нибудь оговорку болтуна-интеллектора. Аугусто часто так делал - правда, не с интеллекторами, а с людьми. Он внимательно вслушивался в то, что и как они ему говорили, он, словно актер, вживающийся в роль, вживался в своего собеседника, проникался его идеями, чувствами, способами их выражения. Человек, видя такое необычное внимание и благорасположение, иногда вопреки собственному желанию старался раскрыться перед ним, даже, может быть, исповедаться... И неизбежно все, что он пытался скрыть, даже самое незначительное, тут же всплывало на поверхность. Аугусто обожал улавливать эти нюансы, обожал расшифровывать их, шаг за шагом, не торопясь, приближаясь к успеху. Теперь он те же нюансы попытался выловить в речах интеллектора. Но интеллектор не человек, и уже минут через пятнадцать Аугусто совершенно запутался.
Интеллектор между тем проводил глубоко философскую параллель между милосердием и местью. Мысль его, в сущности, довольно примитивная, сводилась к тому, что и милосердие, и месть хороши тогда, когда они идут от чистого сердца.
- Любому человеку, - уверял он, - так же, как и любому мало-мальски здравомыслящему интеллектору, холодные, бесчувственные милосердие и месть глубоко противны.
- Тебе, значит, тоже?
- А как же, дорогой Аугусто, ну а как же иначе?! Уж не думаешь ли ты, что если интеллектор лишен этой вашей так называемой души, то он не в состоянии разобраться в разнице между прекрасным и омерзительным?
В воздухе стоял густой смрад тления и гари, полностью забивающий существовавшие здесь когда-то приятные ароматы. Из открытых окон до Аугусто доносились стоны и причитания. Кого-то громко рвало. Кто-то пел. На дорожке между желтыми стенами казарм валялись разлагающиеся трупы. Безумие смерти, безумие боли, безумие равнодушия. И посреди этого шел он, окруженный невидимыми "стрекозами" Федера, внимательно вслушиваясь в философские разглагольствования занудного интеллектора.
- Федер, с моей точки зрения, ничего в мести не понимает, - талдычил свое федеров подарок. - Ему бы всех вас убить какой-нибудь там бубонной чумой, и дело с концом. Так по крайней мере было бы и проще, и честнее. А разводить всю вот эту симфонию боли, насилия, страдания... Нет, для этого нужен художник мести, умеющий по-настоящему ненавидеть. Я бы, например, не взялся. У меня к вам ненависти особой нет.
- Господи, до чего ж ты фальшив, дружище! - вздохнул Аугусто, окончательно сдаваясь перед непознаваемой тайной интеллекторного ума.
- Я именно про фальшь и толкую! - обрадовался чему-то невидимка. Именно она мне противна, именно она есть ложь и, следовательно, источник неприятных специфических эмоций. Именно здесь я вижу неправоту того, кто послал меня сопровождать тебя, дорогой Аугусто, по последним дням твоего жизненного пути.
Неподалеку шел по стеночке скелет в темно-зеленой коже. Аугусто еще не видел жертв такой болезни, поэтому невольно задержал на нем взгляд. А скелет вдруг остановился и сполз на землю.
- А что, - сказал интеллектор. - Может, и тебя это ждет? Ведь никто не знает, какой микроб ждет заветного времени, чтобы кинуться на поиски твоей плоти. Хе-хе!
- Ну, ты-то, положим, знаешь, - буркнул Аугусто, внутренне насторожившись. - Вместе со своим Федером. Ты-то, положим, с ним вместе того микроба для меня выбирал.
- Нет, - с оттенком сожаления возразил невидимка. - Выбирал главный, самый любимый интеллектор матшефа нашего. Не так чтобы совсем уже супер, но поновей меня будет, посовременней. Хотя я лично не вижу, чем это он такой особенный. Качественные различия, можно сказать, несущественны.
- Трепло! Ведь вы же все наверняка знали, что для меня начальники ваши приготовили. Что, разве не так?
- Не так, дорогой Аугусто. Совсем не так. Интеллекторы, да будет тебе известно, нелюбопытны, когда дело касается информации, их не касающейся. Это вроде как кодекс чести такой, если ты понимаешь, о чем я говорю.
В таком, совершенно невыносимом, духе интеллектор говорил, практически не переставая. Если бы не надежда вытащить из него информацию, способную показать выход из ловушки, Аугусто уже через час после разговора с интеллектором наверняка бы свихнулся. Несколько раз казалось ему, что вот оно, здесь, в каком-то невзначай оброненном слове, что отсюда можно потянуть ниточку, но проклятый интеллектор все нудил и нудил, и никак не получалось сосредоточиться. Какие-то факты, намеки, логические зацепки были, и Аугусто старался их запомнить. Это все надо будет обдумать не сейчас, после такого сумасшедшего дня, а несколько позже, когда нервы перестанут плясать, да и этот болтун проклятый уймется.
- Смотрю я на тебя, дорогой Аугусто, и восхищаюсь. Ведь это же надо такие события вокруг, такая беда над вами нависла, беда, ну совсем уж, пардон, неотвратимая, да тут еще я со своими, возможно, не всегда уместными репликами, а ты держишься, несмотря ни на что, просто великолепно.
Что он там про микроба-то?
Аугусто водил своего невидимого собеседника по всему лагерю, вывел даже в "затравочную" зону, был, против обыкновения, необидчив и время от времени даже находил в себе силы поддерживать светскую беседу. Потом не выдержал, сорвался, умчался к себе домой и там минут пятнадцать валялся в кресле, наслаждаясь полной тишиной и одиночеством.
Здесь, в уюте, в полном отсутствии всяких признаков "Холокаста", страх смерти охватил его с новой силой.
"Он сказал, что где-то меня поджидает мой собственный микроб. Он, сволочь, знает, какой это микроб. Он знает, где этот поганый микроб. Интересно, микробы, которые для меня, в каком-то одном месте ждут своего времени или уже по всей зоне расплодились?"
Легкое вежливое покашливание всполошило Аугусто не хуже взрыва. Он вскочил с кресла, дико озираясь по сторонам.
Чертов интеллектор!
- Простите, что испугал, - мягко сказал голос. - Я вам не помешал?
И опять все пошло-поехало по наезженной колее. Интеллектор философствовал, Аугусто, сжав зубы, терпел и даже провоцировал его на разговоры более конкретные. Интеллектор сменить тему охотно соглашался, но спустя минуту снова возвращался к своим абстрактным размышлениям.