- Я во что хочешь поверю, только бы свою шкуру сберечь.
Гелла, не дыша, завернула Рейна в свое пальто и осторожно двинулась к противоположной стене подвала. Там среди картонных коробок и досок можно было спрятаться или хотя бы спрятать кроху.
- Она болтала что-то про ведьму. Темнокожую старую ведьму. Понимаешь?
- Ты думаешь, это старая шлюха, которая раньше работала поварихой у нас? Директор же выставил ее после того скандала. Это она скрывала мутанта.
- Вот именно.
Свет снова мелькнул по потолку подвала, вынудив Геллу пригнуть голову.
- Но как он мог ее найти, этот мелкий гаденыш? Или она – его?
- У судьбы своеобразное чувство юмора. О, смотри, тут вход обнаружился.
Рейн проснулся от движения и открыл глаза.
Ба куда-то кралась, завернув его в теплое пальто, которое уютно пахло ей самой.
Рейну было хорошо, но вот ба – нет.
Он умел чувствовать это – он точно-точно знал, что когда он нашел ее, она была ему рада, а сейчас ба боялась.
Ба боялась голосов, которые звучали снаружи.
Эти голоса говорили о нем.
«Мутант» – слово, которое часто повторял врач в приюте, тыкая в него иголками. Наверное, так называли непослушных детей – точно Рейн этого не знал, но других так никогда не называли. Только его.
Голоса раздались ближе, и по потолку пробежал свет.
В разговоре проскочило слово «Директор», и Рейн насторожился.
Директора он ненавидел, потому что это он ударил ба и сделал так, что ее больше не было у Рейна. Это он кричал на нее, а потом выгнал из ее дома.
И теперь ба живет здесь.
Рейн и здесь согласен был с ней жить, потому что тут лучше, чем в приюте с Директором и воспитательницей, но, видимо, этого не получится…
- Как считаешь, ее сразу приговорят или разведут шумиху?
- Да нам-то, какое дело? Найти бы мутанта, чтобы самих не приговорили. А ее, думаю, в тюряге сгноят – туда и дорога. Полиция получит свой кусок внимания, найдя старую людоедку, а мы – отмазку от правительства. Директор дерганый стал – видимо, подобрались и к нему с этими проверками о пропажах.
Рейн сжался, чувствуя, как у ба дрожат руки.
Ба было страшно.
Ба беззвучно плакала – он это понял.
Ба хотели обидеть, потому что она спрятала его и не хотела отдавать.
- Смотри, тут вход есть.
- Господи! – еле-еле прошептала Гелла, вжимаясь в стену подвала.
Ей хотелось кричать и плакать от ужаса, или молиться, пока с неба не явится ангел-хранитель и не заберет их обоих, ее и Рейна, сразу на небеса.
У нее не было ничего – ни прав, ни документов, ни, тем более, хоть кого-то влиятельного, кто бы мог заступиться за нее и малыша, которого хотели отобрать.
Власть у тех, у кого деньги. У нее их не было.
Права у сильных. Она была слишком слабой.
Законы защищают граждан. Она – бесправный старый бомж.
Она может любить Рейна, а он – ее, но никто не даст ей права растить его и оставить себе. Право у Директора, потому что он богат, силен и молод…
У нее нет ничего.
На лестнице раздались шаги и мелькнули яркие лучи фонарей.
Гелла понимала, что это конец. Ее просто бросят на растерзание толпе, которая жаждет хоть с кем-то расправиться за исчезающих малышей.
Правительство сделает из нее ту самую ведьму, которой назвала ее девочка.
А Рейна вернут в приют.
Но это – неплохо.
Он будет жить. Не это ли главное? Пусть, пока что, не очень счастливо, пусть сложно, но будет жить. Пусть Геллы не будет в его жизни, пусть она пропадет, как уже пропала однажды, только на этот раз навсегда. Но он будет жить.
Он вырастет, станет сильным и сможет себя защитить.
Директор говорил, что у них эксперимент – значит, малыша не убьют совершенно точно…
Ба было страшно и больно так, как бывало самому Рейну в приюте. Он знал, что такое страх.
У ба не должно быть такого, потому что она хорошая, она любит Рейна сильно-сильно.
У этого подвала большой низкий вход под лестницей – он запомнил его. И серые стены в рисунках плесени.
Тут тепло, потому что тут живет ба.
Если ее найдут, то убьют – они так говорят. Плохое они всегда выполняют – бородатые морды от ворот приюта. И тогда у Рейна ничего вообще не останется хорошего в мире, потому что кроме ба и пудинга хорошего нет ничего.
Только у них ничего не получится – они трусы.
Рейн так чувствовал.
А он однажды вырастет и вернется к ней.
«Честное слово, ба!»
Отпихнув в сторону руки Геллы, Рейн скатился на пол и, повернувшись, прижал палец к губам.
Она не успела его поймать или даже дернуться.
====== Поговори со мною, дождь. Поговори со мной немного. ======
- Нам надо уходить, – Раф настороженно прислушивался к вою сирен на улице и голосам людей, оглядывая пустынный переулок, где они сейчас находились.
День был полон этими звуками до самых краев. Город бурлил растревоженным ульем, засовываясь во все закутки своей суетой. Тени было непростительно мало, палившее солнце, казалось, только и ждало, чтобы обнаружить их присутствие и выдать людям. Дневной город был настоящим врагом.
Лео ничего не ответил, продолжая всматриваться в узкое подвальное оконце.
Раф досадливо прищурился, понимая, что звать ещё раз бесполезно.
Они обшарили уже два квартала, чуть не вспугнули стайку подростков-беспризорников, детально изучили два больших логова взрослых бомжей, но не нашли даже намёка на маленького зеленого ребятенка. Ни слухов, ни сплетен, сколько ни ищи.
Опять ничего.
- Тут кто-то есть, – Лео оторвался от окошка. – Слышишь?
Раф кивнул. Он слышал в подвале сбитое дыхание человека. Сиплое, задавленное, совсем не детское.
- Это женщина, – Лео нахмурился. – Она, кажется, плачет.
Раф только дернул плечом и скривился. Все женщины мира, сколько их ни на есть на свете, его не волновали совершенно.
Его заботило то, что они торчат на поверхности днём, рискуя быть обнаруженными, и бесполезно теряют время, так и не отыскав малыша.
- Нас это не касается.
- Может, ей нужна помощь? – Лео неуверенно качнул головой. – Мало ли...
Раф вздохнул, вытащил из-за пояса кошелек и сунул его в окно.
- Им другой помощи не надо, – буркнул он. – Люди счастливы этими фантиками до потери пульса. Идём дальше.
Лео поднялся и опустил голову. В душе он понимал, что брат прав, но его каждый раз передёргивало от таких вещей.
Люди и в самом деле превыше всего ценили деньги и готовы были за них почти на все.
А он не мог с этим смириться, жалея их. Раф же, наоборот, презирал. И даже сейчас, бросив в окошко подвала кошелек со своими сбережениями, он брезгливо скривился.
Лео отвернулся, прыгая на пожарную лестницу, и отметил себе, что надо бы спросить, зачем это Раф вообще таскает с собой деньги. Ну не в супермаркет же он наладился.
- Идём, – Раф обогнал его и прыгнул на крышу. – Ночью продолжим. Что бы она там ни думала себе, курица эта – не так просто твоего сына со света сжить. Я уверен, он похож на тебя, а ты даже совсем малявкой умел выживать и за нами присматривать. Помнишь?
Лео невольно улыбнулся – конечно, он помнил.
Помнил, как ловил Рафа за хвост и вытаскивал Майки из трубы, как отбирал у Донни провода и химикаты, как не раз успевал вытащить братьев из опасности.
- Я пробовал искать Караи, но она как исчезла.
- Я тоже пробовал, – Раф скрипнул зубами. – И ее счастье, что не нашёл, а то она бы все-все мне рассказала, даже чего не знает, вспомнила бы.
Лео промолчал, но по холодно сверкнувшим глазам Раф понял, что с ним Караи тоже лучше не пересекаться.
Лео страшен в гневе.
Разозлить его сложно, но если довести, успокоить потом тоже почти невозможно. И Раф не взялся бы сейчас определить для себя, хотел бы он встречи своего старшего брата с его бывшей невестой или нет.
Он скатился по боковой пристройке дома, отпихнул в сторону крышку люка и прыгнул вниз.