– Если подумать, цыплёнок, то ты уже выходила замуж за…
– Оддбьёрна Раннвайя, – без запинки проговорила Велга. – Точнее, за его свата, лендермана Инглайва.
Змай только надул щёки и тяжело выдохнул, не в силах ничего сказать.
– Но, может, в глазах Создателя этого недостаточно. Не знаю. Не смогу узнать, пока не попробую. Завтра увидим, достаточно ли это Щуру.
Велга переступила через порог, выходя из подвала на улицу, неподалёку у дерева заметила Хотьжера. Он не стал мешать их разговору.
– Ты… поэтому князя казнят через утопление? – Змай остался по ту сторону дверного проёма. – Чтобы… завершить обряд?
– Нет, – помотала головой Велга так решительно и резко, что височные кольца издали тревожный звон. – Так всегда поступали в Старгороде с князьями, когда их свергали.
– Жестокие у вас в Старгороде обычаи.
– Старгород это Старгород, – сухо, не зная, что ещё сказать, проговорила Велга.
– Старгород это Старгород, – эхом отозвался Змай. – Что ж, княгиня…
– В Старгороде больше не будет князей, – поправила его Велга. – Не стоит меня так называть.
– Как пожелаешь, господица… или госпожа. – Он неожиданно отвесил ей неглубокий, немного издевательский поклон. – Прости, но завтра не приду на суд. Не люблю смотреть казни.
– Да, конечно… Можешь не приходить.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга, и на языке у Велги крутились оправдания, извинения, сожаления, но она так ничего и не сказала. Но этот взгляд… этот пронизывающий взгляд из-под опущенных ресниц проник ей глубоко в душу. Змай тоже промолчал, развернулся и стал спускаться по ступеням. Дверь за ним медленно закрылась.
Велга подошла к дереву, под которым лежали Мишка и Хотьжер, оба выглядели полусонными. Летний зной казался ненастоящим, неправдоподобно жарким, живым, невозможным, пока в холодном подвале храма оставался запертым Матеуш.
– Всё хорошо, господица? – спросил Хотьжер.
Она только кивнула.
– Теперь за Белым Вороном?
– Нет. – Она сцепила пальцы на поясе. – С меня хватит. Скоро вече.
Весь Старгород собрался у Сутулого моста.
И Велга вместе с Ярошем и Ростихом поднялись на середину. Все молчали. Ждали. Предвкушали. Как падальщики.
От Торговых рядов, где стоял храм Буривоев, через Вышню и до самого Сутулого моста повели Матеуша. И даже издалека было слышно, где он проходил. Народ вопил, оскорблял.
Велга не слушала. Она сжала перила и смотрела на воду.
– Помнишь, Белозерские скинули твоего предка с этого моста? – прошептал ей на ухо Ярош. – Вот ты и отомстишь наконец-то.
Велга промолчала. А он не замолкал:
– Так и должно быть со всеми предателями.
Велга снова не сказала ни слова.
Толпа завыла где-то возле Водяных ворот, и стало ясно, что Матеуш перешёл Вышню.
Ногтями Велга сильнее впилась в старое, грубое дерево перил, чувствуя, как в пальцы вонзились занозы.
– Знаешь, что говорят? Будто Матеуш на самом деле сын королевы Венцеславы. – Ярош никак не замолкал. Велга не отвечала. – От такого уродца отказалась даже собственная мать.
Неудивительно, что любовь его стала больной и несчастной. Никто никогда не давал Матеушу настоящей любви. Так откуда он мог знать, какая она? Как мог он вырасти честным и добрым, как мог он понимать, что хорошо, а что плохо, если родная мать не подарила ему ни одного поцелуя, ни одного доброго слова?
Гул становился всё ближе.
Велга не отрывала глаз от воды. И там, под мостом, ровно под тем самым местом, где она стояла, ей улыбнулась девушка с длинными белыми волосами. Она поманила её рукой, и даже сквозь рябь можно было прочитать по губам:
– Сестрица… мы ждём…
Они знали. Они всё понимали. И принимали.
Велга зажмурилась. По щекам потекли слёзы, и она украдкой стыдливо стёрла их. Все наблюдали за ней. Все ждали от неё стойкости, силы, беспощадности… и справедливости во всей её жестокой бессердечности.
– Сомневаюсь, что горбун умеет плавать, – хмыкнул с отвращением Ярош. – Ростих, а его просто сбросят или привяжут камни?
Велга зашептала молитву Святой Лаодике, чтобы не слышать ответ.
Ненависть порождала только ненависть. Смерть порождала только смерть.
И Велга вступила в этот бесконечный круг. Она толкнула колесо, помогла продолжить его ход, хотя была способна, наоборот, его остановить. Не она это начала. Но, когда в её силах было это закончить, Велга выбрала насилие. Она выбрала смерть.
– Велга…
Мягкий голос заставил её обернуться.
Матеуш стоял прямо перед ней, босой, в распоясанной рубахе. Облитый помоями, весь в нечистотах. Народ, что прежде его боялся и уважал, поизмывался вдоволь, как только получил такую возможность.