Открыть глаза Велга так и не решилась. И слышно было только, как с другой стороны ворот затихли крики чародеев.
– Господица, – позвал её незнакомый голос. – Прошу, пройдём со мной. В замке ты под защитой королевской стражи.
– Но… – Матеуш звучал слабо и жалко. – Моя невеста…
– Королева ждёт тебя, князь. А твоей невесте пока следует отдохнуть.
Велга не запомнила дорогу до своих новых покоев. Сознание вернулось, только когда двери за ней закрылись.
Она оказалась пленницей в королевском замке. Велга чуяла это нутром, она уже слишком хорошо знала это ощущение: смерть шла за ней по пятам. Смерть искала Велгу Буривой. И звали ту смерть Венцеслава Белозерская.
Она была там – за запертой дверью.
И в покоях наверху, и снизу, и везде – весь замок желал Велге смерти. Весь замок, весь город, вся Рдзения принадлежала Венцеславе. Она заказала Буривоев Во́ронам не просто так. Она решила истребить весь их род. И вряд ли она остановится теперь, когда Велга согласилась стать женой её младшего брата. Далибору королева не пожалела.
От бессилия на глазах выступили слёзы. И Велга вдруг зарычала, схватила подушки с постели, швырнула в стену. На пол полетел стеклянный кувшин. А вода в нём – та, что растеклась теперь по каменному полу, – она отравленная?
Встревоженный Мишка забился в угол.
А Велга рухнула на пол, закрыла голову руками.
Она сама загнала себя в ловушку. Ей нужно было послушаться Матеуша и остаться на Трёх Холмах до самой свадьбы. Вернуться в Старгород уже княгиней, в окружении дружины и ждать новостей от Белого Ворона. Она всего лишь глупая девчонка и не сможет ничего сделать королеве.
В глазах помутнело. Велга сжалась в комочек. Все слёзы она уже выплакала, но тело трясло, знобило. Вместо боли и горечи остались только отчаяние и ярость. Они оглушали, душили.
Она просидела так немыслимо долго, пытаясь успокоиться, пока в спальне не сгустились сумерки.
– Велга…
От неожиданности она завизжала, вскочила на ноги. Мишка затявкал.
В углу на полу сидел Грач.
– Как ты сюда попал?!
Он криво улыбнулся:
– Я Ворон. Неужели ты думала, что не найду тебя где угодно?
Грач развёл руки. Он не пытался напасть и не пытался приблизиться. Когда и как он попал в её покои?
– Я позову стражу…
– Вряд ли стража королевы пожелает тебя защитить. Но я, в отличие от них, не желаю тебе зла. Выслушай меня.
Велга замешкалась, хотя внутренний голос кричал ей об опасности, умолял бежать. Но тогда, во дворце родителей, Грач не пытался убить Велгу. Он пощадил нянюшку. Всех её родных убил Белый Ворон. Грач утверждал, что пытался, наоборот, спасти, помочь сбежать.
И она заставила себя задержаться, прижалась спиной к дверному косяку, чувствуя, как кожа покрылась холодным по́том, как прилипла к телу нижняя рубаха, а сердце забилось в клетке рёбер. Мишка прижался к ногам хозяйки.
Грач склонил голову набок, разглядывая её с любопытством.
– Что тебе нужно? – Велга старалась говорить твёрдо, но сама слышала, как голос её дрожал. – Говори.
Он облизнул губы, и в этом жесте ощущалось такое неприкрытое волнение, что Велга невольно подалась вперёд, точно опасаясь не услышать его ответ.
– Помоги мне убить Белого Ворона.
Глава 2
Пойду во чистое поле,
во зелёное поморье,
погляжу на восточную сторону.
Рдзения, Твердов
Белый Ворон не был охотником на чудищ. Для этого в Рдзении существовал Твердовский орден. Войчеха воспитали наёмным убийцей. Может, поэтому с духами Нави он обычно ладил.
И всё же он плохо отличал одну тварь Нави от другой.
– Что это за хрень? – Белый пнул голову существа, поворачивая к себе лицом.
Язык твари был длинный, синий, опухший. Зубы острые, как колья.
– Река недалеко, так что оно, скорее всего, вылезло оттуда, – пожал плечами Вадзим. – Водяной? Утопец? Богинка?
– Кто? – Белый присел над тварью, чтобы получше разглядеть редкие, длинные волосы и бесцветные рыбьи глаза.
– Существа такие. Как русалки почти, но страшнее и злее, – пояснил Вадзим.
– И в чём разница?
– В том, что русалки вечно нетрезвых, озабоченных дураков в омут утаскивают, а трахнуть богинку не захочет даже самый пропитой пропойца.
Солнце припекало макушку. От жары смрад, поднимавшийся и от воды, и от туши, стал особенно тошнотворным. Белый ко многому привык, – в конце концов, его воспитала матушка, а готовила она ужасно, но это было уже слишком.