Я направилась к нему. Последний раз у него в гостях я была семь лет назад. Он никуда не переехал, поэтому мне не пришлось плутать ища дорогу. Дольно быстро подойдя к дому я остановилась и принялась его рассматривать. Тот же темно-зеленый фасад, большие окна за которыми не было проблеска света, низкий железный заборчик, потрепанный временем и дождями, за ним лужайка с большим деревом, возвышающимся над домом.
Подойдя ближе я позвонила в звонок у закрытой черной двери.
Что мне ему сказать? «Доброй ночи, не мог бы предоставить мне кровать или диван, или просто матрац, да знаю, я не была тут семь лет, но это же не помеха?». Сиенна, Сиенна что ты тут делаешь. Может он вообще спит, и ты так и простоишь тут всю ночь. Или же выйдут не он, а его…
Послышался шум. Дверь открылась. И. В проходе стоял высокий парень в футболке с черепашками ниндзя, домашними штанами, весь помятый и с сонным взглядом который уставился на меня. В его глазах сначала было раздражение, затем оно быстро ушло предоставив место замешательству.
- Сиен? Это ты? – в голосе проскальзывало явное сомнение вперемешку с изумлением.
Марк развернул голову обратно в дом будто пытаясь там что-то рассмотреть.
- Сейчас три ночи, что ты тут ты делаешь? – его глаза сначала заспанные и слегка припухшие сейчас распахнулись и уставились на мое лицо. – Что это у тебя… кровь?
Он недоверчиво протянул руку, но потом резко отдернул. Взгляд черных в лунном свете глаз окончательно прояснился. Марк отступил с прохода.
- Заходи.
Как же я давно не была у него дома. Из памяти совсем стерся внутренний интерьер. Я буквально очутилось в совершенно новом месте. И как еще мне вспомнилась дорого сюда...
- Вы сделали ремонт? – спросила я, проходя на кухню.
Может с моей памятью не все в порядке?
Марк прикрыл дверь и включил свет. Кухню заполнил яркий чуть ли не дневной свет. Он отражался он поверхностей тумб и шкафов оранжевого цвета и плитки на полу. Присев на один из стульев, приставленных к барной стойке Марк повернулся ко мне.
- Рассказывай давай, - произнёс он твердым нетерпящим возражений голосом. – Это, - он указал пальцем на мою щеку, - Она сделала?
Я коротко кивнула и присела рядом. Как бы мне не хотелось посвящать других людей в мою жизнь сегодня придется сделать исключение. И рассказать. Не все, конечно. Но хотя бы часть.
- Я спала и, - начала было я, но голос дернулся надорвался не давая договорить.
Ни с того ни с сего я почувствовала, как меня затопила волна. Грусти. Страха. И чего-то еще, мерзкого, тошнотворного. От этого ком в горле, который ощущался там каждый день, но при этом всегда остававшийся на одном месте, дернулся и поднялся выше. Я не выдержала. Не смогла больше удерживать его. То, что происходило со мной в течении тех трех лет выплыло наружу. Плотина сломалась, я ее больше не могла удерживать. Не чем было. И ее прорвало. Вода, в которую ежедневно бросали камни не могла подняться выше построенной мою стеной, но сегодня из-за одного булыжника, закинутого туда уровень воды резко повысился, и я не смогла. Не сдержалась. Меня больше ничего не могло остановить.
- Она пришла, а я спала… и… и-и… тог-да-а.
По щекам полились слезы ужасно горячие и соленые. Марк подскочил со стула и обнял меня. Как раньше… когда я падала с велосипеда учась кататься. Прорвало не только плотину слез, но и воспоминаний. Они так же слезы выплескивались наружу, заставляя окончательно разреветься. Я прижалась к парню и вспоминала. Все. Детские забавы. Смерть отца, когда у него остановилось сердце и его не смогли откачать. Все основные моменты, которые я как ни старалась не смогла забыть. Слезы стали быстрее собираться и стекать. Но легче не становилось, наоборот горечь все больше заполняла меня. К тому же задевался порез. И он стал ныть больше. Стало еще хуже от своей беспомощности.
Мы сидели на полу. Я прижалась к плечу парня и пыталась успокоиться. Марк крепко обнял меня и аккуратно поглаживал по волосам. Тихо шепча. Но я его не слышала в голове были другие голоса. Крики, угрозы, чужие истерики и улыбка… Тусклая скромная улыбка папы, лежачего в палате и истыканного трубками, по которым в него втекала жидкость. Эта улыбка самое последнее воспоминание о нем. Я могу описать ее всегда, в мельчайший подробностях. Тогда он смотрел на меня и пытался, хотел улыбнуться, но никак не мог. Бледная кожа морщинистых губ растянулась выдавай нечто отдаленно напоминающее улыбку. Она вышла кривой, а за ней обнажилась зубы, изменившие свой цвет с белого на желтый из-за лекарств. И хоть улыбка и вышла кособокой и тусклой. Его глаза. Вот что действительно улыбалось в тот момент. Взгляд блестел, озаряя все во круг как солнце. Знаете, а ведь даже грустное солнце бывает красивым. Такими и были его глаза. Усталые от бесконечной борьбы за жизнь, но все еще яркие и красивые.