Из доклада генерала-майора Буле, начальника организационного отдела ОКХ:
1. Состояние войск на середину августа. Пехотные дивизии почти все боеспособны. Укомплектованность их в среднем на одну треть ниже штатной нормы. В период между 20 и 27 августа через немецкую границу переправлено пополнение в количестве 63 тыс. человек. Потери (380 тыс. человек) возмещены лишь частично (175 тыс. человек), в том числе и за счет полевых запасных батальонов.
2. Некомплект грузовых автомашин на 16.08 составляет 38 тыс. штук. Половина этого количества приходится на моторизованные и танковые войска, четверть — на части РГК и четверть — на пехотные дивизии.
3. Положение с танками.
Части 1-й танковой группы в среднем потеряли 50 % танков. Наихудшее положение в 16-й моторизованной дивизии. Части 2-й танковой группы имеют: 10-я танковая дивизия — 83 % танков; 18-я танковая дивизия — 57 % танков. Остальные дивизии 2-й танковой группы в среднем имеют 45 % танков. В 3-й танковой группе: 7-я танковая дивизия — 24 % танков, в остальных двух танковых дивизиях по 45 % танков.
В дивизиях 4-й танковой группы в лучшем случае в среднем 50–75 % танков (чешские танки).
Кличевский район Могилевской области БССР. 19 августа 1941 года. 12:10.
Упетлялись мы до полного посинения — я, едучи с относительным комфортом в коляске мотоцикла, пропылился так, что когда колонна, наконец, остановилась и я вылез, то эта плотно слипшаяся субстанция отваливалась с моего плаща пластами толщиной в пару сантиметров! А несмотря на то, что лицо было предусмотрительно замотано платком на бедуинский манер, первый плевок больше напоминал комок цемента. Каково приходится «местным», лишенным таких благ цивилизации, как мой «кэмэл-бэк», позволявший, по крайней мере, пить на ходу, я даже думать не хочу… И все это только для того, чтобы отъехать от места нашего последнего хулиганства на жалкие два десятка километров! Тут, впрочем, грех стонать — эти километры являли собой такую причудливую мешанину болот, лесов, ручьев, речек, тропинок и дорожек, что сам черт ногу сломит. А уж то, что до самого Загатья, на окраине которого мы сейчас остановились, навстречу нам попалась всего одна телега да три пешехода, — просто подарок.
Даже близость железной дороги командира при выборе района нашего базирования не смутила. Не зря на разведку ходили — ветка Осиповичи — Могилев немцами пока не использовалась, ну а закладочка, оставленная «на память» — должна была отложить запуск дороги в эксплуатацию еще дней на несколько.
Село перед нами раскинулось довольно большое — пожалуй, километр в длину будет, правда узкое — вдоль реки всего одна улица идет, но дома по обеим сторонам стоят. Всего около сотни домов — для здешней глухомани весьма солидный «очаг цивилизации». Чуть севернее — «железка» и разъезд Милое, но их за лесом не видно. Собственно говоря, нам этот населенный пункт ни в какое место не уперся, план командира предполагал прорыв севернее, за Дубно, но проверить дорогу надо.
Люк сразу за бинокль взялся и, пока я в себя приходил, отплевывался и отряхивался, наверняка уже все, что надо, рассмотрел, однако, дабы полным сачком не выглядеть, я тоже «цейс» достал и рядышком пристроился.
«Тетки на мостках стирают… Вон ребятишки рыбу удят… — отмечал я про себя, медленно ведя биноклем вдоль берега речки. — Дед куда-то на подводе покатил… Прям деревенская идиллия посреди войны! Стоп! А это что?!»
— Саш, флаг видишь? — окликнул я напарника.
— А то! — немедленно ответил он. — Но ни одной машины или «мышастого» пока не видно.
Минут через десять к нам подтянулись остальные.
— В чем затык? — Фермер остановился в паре шагов от нас. В руках — бинокль.
— Флаг немецкий. Дом большой на круче, на «одиннадцать», — навел его Люк.
— Ага, вижу! — Командир поднес бинокль к глазам. — Больше ничего?
— За то время, что наблюдаем, — нет.
— Сергеич, — позвал Саша Бродягу, — иди сюда.
— Что стряслось? — Старицын, как я заметил, переносил тяготы пути хуже всех нас. Вот и сейчас он подошел от машин последним, отстав даже от раненого Тохи метров на двадцать. Но оно и понятно: не мальчик уже, шестой десяток разменял, а тут жарища, пылища и сплошные нервотрепки. Я, кстати, уже с месяц как обратил внимание, что командир старается беречь силы старого оперативника, больше используя его как консультанта, нежели боевика. Выносливость и тренировки — дело, безусловно, хорошее, но даже мне, несмотря на более чем солидную разницу в возрасте, и то иной раз козликом скакать тяжело. И это при том, что с конца июля мои физические кондиции забрались на такую высоту, что вниз смотреть страшно!