— Немецкий флаг, и больше ничего, — Фермер протянул Бродяге оптику. — Большое зеленое здание.
— Так это сельсовет местный, — после непродолжительного разглядывания заключил Сергеич. — Гарнизон здесь вряд ли стоит, но в гости, судя по флагу, заглядывали. Что нам мешает проверить явочным, так сказать, порядком?
— Светиться не хочу.
— Ой, я тебя умоляю! От главного палева мы избавились, — помянул он недавно утопленный в болоте лимузин, — а таких колонн, как наша, сейчас по дорогам двенадцать на дюжину. Тох, дай карту! Смотри! — И Бродяга, обтерев вспотевшее лицо когда-то белым платком, принялся объяснять: — Дорога, хоть сколько-нибудь нормальная, тут проходит южнее — через Долгое и Закупленье. А на «железке» только разъезд, а не станция нормальная. Так что бдительных гестаповцев в такой глухомани можно не бояться. Вон, Антон у нас будет раненым офицером с фронта, Алик — главным по снабжению, ну а мы — обслугой при них. Это, правда, если вообще маскарад потребуется.
— Уверен? — с сомнением покачал головой Шура-Раз.
— А то! На Долгое смотрели, так? А деревня-то больше этой будет — дворов двести, и то немцев не видать.
— Так и флагов никаких там не было, — парировал Фермер.
— Торная дорога, вот и все объяснение.
— Ну ладно, — согласился командир. — Антон, Алик, приведите себя в божеский вид.
Я машинально похлопал себя по мотоплащу, отчего в воздух снова поднялись клубы желтой пыли. Что в такой ситуации считать «божеским видом» я, честно говоря, и не знаю.
Деревня Загатье, Кличевский район Могилевской области, БССР.
19 августа 1941 года. 13:18.
Ха, когда мы въехали в эту деревушку, на память пришел дурацкий анекдот про группу «Продиджи», приехавшую на гастроли в Киев. Ну, тот самый, где их чокнутый солист вынюхал всю солонку с каравая, залез на фонарный столб и проорал: «Вау! Так нас нигде еще не встречали!» Я понимаю, что ползли мы еле-еле, но за двадцать минут, прошедших с того момента, как мы переправились через реку и добрались до местной управы, перед зданием успела собраться порядочная толпа. Что, признаться, несколько удивило.
Сначала мне показалось, что на площади стояли только женщины всех возрастов и ребятишки, но когда Мишка лихо, подняв при этом клубы пыли, остановился у крыльца, и я выбрался на подножку, то заметил в толпе нескольких мужчин. Среди десятка стариков выделялись трое вполне призывного возраста — одному я бы дал сорок, а двое были крепкими молодыми мужиками, скорее даже парнями. Одеты они были неплохо и, если вспомнить старые фильмы, даже с некоторым деревенским шиком. По крайней мере пиджаки их не выглядели как обноски, фасонистые кепки словно сошли с витрины магазина, а у старшего я разглядел даже часовую цепочку, свешивавшуюся из кармана жилета. Признаться, я уже начал отвыкать от того, что лица мужского пола в этом возрасте могут носить что-то, кроме военной формы.
Каравай с солонкой тоже присутствовали. Стоило мне дождаться, пока Тотен в очередной раз выбьет пыль из своего прикида и снимет мотоциклетные очки, как из толпы ко мне вышла высокая и плотная деваха лет двадцати, одетая в белое, с мелкими синими цветочками, платье. На голове ее красовался цветастый платок. «Та еще модница-колхозница, — отметил я. — Вот только сапоги на ногах несколько выбиваются из ансамбля. Хотя по местным говнам в босоножках на каблуке не особо пошагаешь…»
Алик, по сценарию изображавший переводчика, пристроился ко мне, а пейзанку обогнал тот самый тип с золотой цепочкой. Остановившись, он вытянулся в струнку и начал здравицу:
— Guten Tag! Darf ich mich vorstellen? Mein Name ist Valdemar Akunkin. Ich bin der Biirgermeister des Dorfes![7] — Услышав это бодрое вступление, я на секунду опешил. Алик, впрочем, тоже. — Das Dorf heißt Zagatje, — как ни в чем не бывало продолжал «золотоносный».
— Halt! — прервал его очухавшийся Тотен.
— Но, господин офицер… — все так же, на немецком, замямлил староста. — Мы искренне приветствуем доблестных немецких солдат…
— Вы что, идиот?! — продолжал наступление Алик. — Вы не видите, что господин обер-лейтенант ранен да к тому же утомлен дорогой?! Кто начальник гарнизона?
«Эх, молодец ты наш!» Благодаря финту Тотена я получил передышку и успел собраться с мыслями:
— Погодите, унтер-офицер! Этот крестьянин не виноват… Повязку плохо видно из-за пыли… — Я качнул левой рукой, действительно замотанной далеким от больничной белизны бинтом. — А вы, уважаемый, — я посмотрел в лицо старосте, — приходите с подарками позже. — И словно забыв о нем, отвернулся и махнул рукой ребятам, мол, размещайтесь на постой.
7
Добрый день! Разрешите представиться? Меня зовут Владимир Акункин. Я староста этой деревни!