— А? Что? — Я не ожидал, что шутка Фермера так зацепит Емелю.
— Ну, стрижка, про которую товарищ командир говорил…
— А, это… Тебе точняк не пойдет, старшина. — Вдаваться в подробности не хотелось, но решение пришло само собой: — Прутик дай! Вон из метлы выдерни, да подлиннее, чтобы мне наклоняться не пришлось.
Алик на время перестал щелкать машинкой и с интересом следил за тем, как Несвидов потрошит хозинвентарь. Не то чтобы нам нравилось глумиться над предками, но иногда их непосредственная, в чем-то даже детская реакция на многие, кажущиеся нам привычными, вещи поднимала настроение. Впрочем, у них тоже получалось время от времени отплачивать той же монетой, особенно в вопросах географии и быта. И только «высокое» положение спасало порой меня и друзей от конфузов. Хотя это мы так думаем, ведь местные вряд ли обсуждают проколы при нас. И от этого иной раз я лично испытываю нешуточный дискомфорт — «фильтровать» все, что говоришь, тяжко. Тем более что мужики уже давно стали своими, второй месяц пошел, как по немецким тылам вместе мотаемся.
Взяв прутик, я изобразил на утоптанной земле профиль человеческой головы, кое-как нацарапал глаза и уши, а потом штриховкой нарисовал качественный панковский «ирокез»:
— Ну как, Емеля, соорудить тебе такое на башне? — ехидно поинтересовался Алик.
— Да ну вас, к едрене маме, товарищи командиры! — надулся старшина. — Это где ж такую херню на башке носят-то?
— В Америке, брат. Индейцы.
— Еще в Канаде, — добавил Тотен, стирая сапогом мои художества.
— Ну, Америка далеко, — с глубокомысленным видом заявил Емельян. — Никто и не узнает, что это за… — Определение он явственно подобрал куда хлеще первого, но в последний момент сдержался. — Чудо у меня на голове. Еще за сбежавшего из «желтого дома» примут, так что я, товарищи командиры, категорицки отказываюсь.
Воспользовавшись тем, что Тотен меня не стриг, и потому непоправимого ущерба моей внешности нанесено быть не могло, я повернулся к старшине — Емеля улыбался во весь рот!
— Молодцом! — показав ему большой палец, я уселся обратно на табурет.
Под шуршание машинки и щелканье ножниц наших «цирюльников», да еще на ярком летнем солнышке я обмяк настолько, что чуть не задремал. Еще в «прошлой» жизни была у меня такая привычка — прийти в парикмахерскую к хорошему мастеру и, как говорится, обмякнуть душой, отстранившись от безумной сутолоки трудовых будней. Сработало и тут, вот только кривоватая табуретка — это вам не модерновое кресло в салоне, и я чуть не навернулся. Хорошо еще Алик за плечо удержал!
— Эй, ты чего? — встревоженно спросил он.
— Да сморило на солнышке-то, — сказал я ему и тут же, чтобы успокоить и отвлечь, добавил: — Дай зеркало! Твою работу заценю. И смотри, криво челку сделал или «уши оставил» — пинать буду нещадно!
— Ага, — Тотен отскочил и принял подобие боевой стойки, — теперь тебе, чудовище, со мной не совладать! Клешня-то одна осталась!
— А при чем здесь клешня? — Стянув не первой свежести простыню, я встал. — Я же пинать буду… Сапогами… — Прыжком сблизившись с Аликом, последние слова я выкрикнул другу практически в лицо: — Коваными!
Демин от неожиданности отшатнулся, запутался в ногах (впрочем, тут я ему несколько помог) и растянулся на земле. Я прыснул, через секунду засмеялся уже он, а чуть позже к нашему гоготу добавились и раскатистые смешки старшины. Ржали мы долго, так что даже бойцы, отрабатывавшие под руководством Люка приемы отлова немцев, остановились, а их грозный инструктор громко спросил, что у нас стряслось.
— Да товарищ старший лейтенант в очередной раз показал, как выучка важна! — к моему удивлению, первым ответил Емельян.
Сашка в ответ махнул рукой, мол, ну вас, весельчаков, а я протянул здоровую руку Тотену.
— Будет тебе зеркало, убивец проклятый! — отсмеявшись, заявил он и принялся отряхиваться.
По общей атмосфере беззаботности сценка напомнила мне лучшие моменты пребывания на пасеке в то время, как мы готовились к засаде на Гиммлера. Правда, чтобы не спалиться, в этот раз нам пришлось также выставить посты и намалевать на заборе школы грозные надписи: «Verboten!»[18]
И теперь мы не только отдыхали от безумной гонки последних дней, но и продолжали подтягивать новичков. Мельком глянув в протянутое Аликом зеркало, и удостоверившись, что ни краше, ни уродливее от его стрижки я не стал, потопал к занимающимся. Глянуть на всякий случай, что они там творят.
Ребята сейчас отрабатывали захват перемещающегося противника. Один боец выбегал из-за угла школы, неся винтовку на уставной немецкий манер — в опущенной правой руке, а второй должен был напасть на него, обезоружить и по возможности взять в плен.