Но когда прошел слух, что шпионов стали забрасывать в Ленинград именно в милицейской форме, стало еще хуже. Теперь под подозрение попадал каждый милиционер, если местные не знали его в лицо. Так однажды выручила их бывшего участкового Женькина бабушка. Они с Женей возвращались из магазина, когда услышали, как несколько человек с пристрастием допрашивают мужчину в милицейской форме. Что женщинам не понравилось в поведении милиционера, Женя так и не узнала, но возгласы слышались довольно грубые. Тот слабо отбивался:
– Да вы что, бабоньки, я же свой…
Почему-то «бабоньки» вызвало особое недовольство.
– Ты глянь, как научился говорить! Точно шпион! Я про таких слышала, – горячилась крепкая женщина, явно прикидывавшая, как вцепиться милиционеру в лицо. Ирина Андреевна окликнула:
– Федор Иванович, здравствуйте! Что случилось?
Тот узнал бабушку, растерянно развел руками:
– Здравствуйте, Ирина Андреевна. Вот, гражданки не верят, что я милиционер и при исполнении. Напасть какая-то.
Совместными усилиями от наседавшей бабы удалось отбиться, а Женька вдруг вспомнила:
– Бабушка, эта тетенька на Мальцевском рынке семечками торгует.
Торговка поспешила ретироваться. Позже осенью такое нечаянное знакомство помогло Ирине Андреевне и Женьке задешево купить земляное повидло – вареную пропитанную горелым сахаром землю с пожарища Бадаевских складов, которую вот такие ловкие бабенки продавали банками. Вернее, Титовы купили землю, а повидло сварили сами.
Очень скоро в Ленинграде ввели продовольственные карточки. Продуктов по ним можно было выкупить так много, что карточки никого не испугали, напротив, обрадовали. Ну кто из ленинградцев съедал 800 г хлеба в день, при том что были и другие продукты? Если это ограничения, то ничего страшного.
Карточки были напечатаны на хорошей бумаге, разноцветные, в аккуратных квадратиках яркие черные цифры. Жене, Юрке и Тане с Олей полагались розовые – детские, по ним выдавали больше сладостей и жиров. У Елены Ивановны зеленые карточки служащей, у Льва Николаевича тоже, но он вскоре ушел на фронт и почти не воспользовался своими. У Ирины Андреевны, Станислава Павловича и Юркиной мамы желтые иждивенческие. Детские действовали для детей до двенадцати лет, потом выдавалась иждивенческая.
Позже и бумага стала плохонькой, и краска едва заметной, но главное – числа в квадратиках совсем иные и с каждой неделей все меньше.
Первое снижение нормы произошло уже 2 сентября, с того дня и началась паническая скупка оставшихся на прилавках продуктов. Но было уже поздно…
Это по желтой иждивенческой карточке в декабре выдавали по 125 г черного, похожего на оконную замазку хлеба, где муки было меньше половины, а есть его можно только подсушенным, иначе завязнет в зубах. В первой декаде декабря, кроме этих «сто двадцать пять блокадных грамм с огнем и кровью пополам», иждивенцы не получали вообще ничего!
Но в сентябре какие-то запасы еще были дома, люди не оголодали, а потому боялись больше бомб и снарядов, сыплющихся с неба, чем голода, и интересовались скорее вестями с фронта, чем из булочных.
Сообщения с фронта неутешительные, даже Женьке понятно, что Красная Армия отступает. Почему? Ну почему?!
Упорное сопротивление фашистам оказывали защитники всех населенных пунктов, за каждую малую высоту шли тяжелые бои, Красная Армия не сдавала позиции врагу без ожесточенного сопротивления. Только почему же фашисты все время одерживали верх?
На севере финны, а с запада и юго-запада к Ленинграду все ближе (и как быстро!) подкатывала грязно-коричневая волна, затапливая один населенный пункт за другим.
Война началась 22 июня, а уже 9 июля сообщили о взятии гитлеровцами Пскова!
– Но ведь Псков Ленинградская область! Враг в нашей области? – ужаснулась бабушка.
Теперь стало понятно, почему столько зениток и противотанковых ежей на улицах, а в некоторых домах даже устроили доты. Юрка со знанием дела объяснил Женьке, что это огневая точка. Огневая точка прямо в городе? Они что, собираются воевать прямо вот здесь? Не как в кино, где доблестные танкисты мчатся на своих быстроходных машинах на врага где-то в поле или перелеске, где бойцы метко стреляют по врагу, а потом поют красивые песни вместе с красивыми девушками. В кино не показывали бои на улицах города, там всегда воевали гуманно, где-то в стороне от мирных жителей.
– А куда же мы денемся, если бои будут в городе?
Юрка только плечами пожал в ответ на неразумный Женькин вопрос: