Замыкающий остановился. «Силен? Или Матушка и ему подсказывает?» — Беглец удивился неожиданному приступу ревности к существу… Организму…Экосистеме… к Зоне, которая отобрала у него все. «А что взамен?» — Олвидар горько усмехнулся, думая о своем нынешнем положении. Химера тоже остановилась. Травинки игриво хватали ее за усы, будучи кошкой в последней инстанции, она отвлеклась поиграть с былинкой. Замыкающий долго вглядывался в кусты, за которыми химера так беззаботно играла с ростками травы, но тщетно. Дикая мутировавшая растительность Зоны стояла сплошной стеной, скрывая дитя своей хозяйки от любопытных глаз. Отряд «долговцев» двинулся дальше. Легкий ветерок встопорщил шерсть на загривке, напоминая химере об охоте. Замыкающий не выдержал очередного взгляда в спину и развернулся всем корпусом в сторону предполагаемой опасности. Палец вдавил спусковой крючок — только две пули получили свое ускорение. Даже любимец Зоны не смог разглядеть атаку химеры. Дымка черного тумана окутала «долговцев», и только кроваво-липкие куски, некогда бывшие человеческой плотью, упали на землю. Олвидар скривился от накатившей волной дурноты, сделал пару глубоких вдохов. Видение улетучилось.
За покореженными телами елей виднелся бар «Монолит». Как всегда никакой охраны, только пара слепых псов на толстой цепи. Но бармен, несомненно, знал о приближении Олвидара.
— Принес? — глаза бармена по кличке Кабанчик алчно блестели в полутьме маленького зала.
— Я всегда добываю то, на что подписался.
— Чем возьмешь оплату?
— Полную амуницию. Я доплачу зелеными, сколько потребуется.
— Матушка призвала тебя?
— Сам до нее пойду. Есть пара вопросов.
— Ты у меня спроси, может, я смогу тебе ответить.
— Я хочу знать, что было до того, как я потерял память, кто я, почему это случилось именно со мной?
— Ну, ты насмешил. Не было у тебя такого прошлого, о котором следует вспоминать. Ты — излом, я — человек, на улице у меня слепые псы, мы не выбирали, кто кем родится. Так получилось.
— А я не человек?!
— На свою третью руку посмотри. Ты — излом, мутант, дитя Зоны-Матушки.
— Сам в зеркало посмотри, — обиделся Олвидар, — это ты мутант, а у меня лицо обычного человека!
— Я — человек, которого Зона одарила особенностями мутанта, а ты мутант, которого она наказала человеческим разумом. — Кабанчик привычным жестом потер сильно выступающий правый клык, потом провел рукой по гриве, уходящей под воротник камуфляжной рубашки. — Для чего применить клык, я не знаю, если только пивные банки открывать, а вот грива хороша, такая чувствительность, иногда думаю, что мне и глаза-то не нужны.
— Я был у Доктора. Он мне ее ампутировал. Рука снова отрастает. Не избавиться.
— Так оставь, она же полезная, — философски заметил Кабанчик, убирая несуществующие белые прожилки с идеально почищенного мандарина.
— Стену с одного удара могу пробить, но сталкеры, независимо от группировок и социального положения это плюсом не считают. Вот и сегодня, хотя о покойниках либо хорошо, либо… полтосик плескани, — когда-то эта фраза спасла жизнь тогда еще безымянному Олвидару. Как потом разглагольствовал в баре Кабанчик: «монолитовец» никогда зря дитей Зоны не обидит, а если тот еще и беленькую с ним пьет, так и подружиться может. Потом переходил на тему своей образованности и знания испанского, рассказывая, как он дал такое прозвище Олвидару.
— А помнишь, как мы с тобой первый раз вместе беленькой радиацию в организме уничтожали?
— Если бы ты тогда не был изрядно навеселе, ты бы меня ушлепал.
Хлопнула дверь. Около бармена возник всклокоченный Ушастый. Вывалил на грязный прилавок щупальца кровососа. Кабанчик придирчиво осмотрел товар.
— Почему щупальца все в вате, ты что, боялся, что они разобьются?
— Да тут тема такая была, — сталкер замялся, убрал кусок ваты со щупальца, — я к Темной Долине ходил. Артефактов каких раздобыть. Смотрю, на дереве красный колпак и белая борода висят. Я грешным делом подумал, что дыхательный фильтр не исправен — испарений каких надышался. Пока капался с фильтром, отвлекся от дерева. Смотрю наверх, а там нет больше ни бороды, ни колпака, они уже на земле, то есть над землей болтаются. Я за «калаш» схватился и думаю: если глюк, то только патроны зря просажу, а если нет, то я убью шапку деда мороза. Шапка с бородой еще секунду повисели и как сорвутся в мою сторону, да на такой скорости! Я не потерялся и дал по ним очередь. Кровища в разные стороны полетела, а передо мной материализовался кровосос в колпаке и с бородой. Ни дать ни взять Дед мороз из кошмарного сна.
Кабанчик выставил еще один стакан и оформил всем по сто боевых.
— Ну, с наступающим! — он опрокинул стакан в луженую глотку, крякнул, закинул оранжевую дольку в рот.
На макушке скособоченной елки тускло светился огненный шар, опоясанный ниткой гирлянды. Старые патронташи спирально обвивали видоизменную хвою, в гнезда для патронов вставлены лампочки разных цветов, на ветвях покачиваются муляжи гранит, обернутые в пищевую фольгу, гильзы, выкрашенные серебрянкой, брелки и жетоны различных сталкеров. Бармен воткнул штепсель в розетку, и елка замигала блеклыми цветными огоньками, огненный шар налился зловещим красным цветом.
— Такая же жуткая, как сталкерская жизнь, — проворчал Олвидар, — чтоб меня, если это не отражение нашей ущербной реальности.
— И глаз Саурона следит за тобой, — добавил Ушастый.
За ночь все было подготовлено к походу. Тяжелый «булат» подогнан мастерами Кабанчика под анатомические особенности Олвидара. Третью конечность, обвившуюся вокруг талии, скрывал прорезиненный плащ. Через плечо перекинута СВУ, в кобуре «волкер». Ботинки с металлической окантовкой носка. Набедренный подсумок с проверенным в боях армейским ножом, в разгрузках сменные обоймы и артефакты: «пузырь», для уменьшения радиационного воздействия, «мамины бусы» от случайных ранений и «ночная звезда» для уменьшения тяжести ноши. В рюкзаке спальник, патроны и провизия.
В шесть утра в баре было многолюдно: у «монолитовцев» нет понятий «рано» и «поздно». Большая часть клана вела ночной образ жизни, и шесть утра как раз совпадали с ужином по их биологическим часам. Олвидар допивал кофе у барной стойки. Пора выходить. Сталкер сделал последний глоток и, не удержавшись, заглянул на дно чашки. Остатки кофейной гущи напоминали чешую дракона или змеи, создавалось впечатление, что дракон вцепился в собственный хвост. Через плечо в чашку заглянул местный юродивый Выпьем-ка:
— Знак Уробороса?
— Что ты сказал?
— Дракон, кусающий себя за хвост. Бесконечность, бессмертие, цикличность. Мне цикличность нравится, а тебе?
— Цикличность чего? — кто-то прошел мимо и задел за локоть Олвидара, рука с чашкой дрогнула, и очертания дракона пропали.
— Какая цик…цикл… угости, братуха, порцией, а то язык к небу присыхает.
— Ты сказал знак Уробороса, что это?
Юродивый пару раз моргнул, пошевелил губами и ответил:
— Да не мог я такого сказать, лучше выпьем-ка за удачную ходку. — Старик был вроде талисмана на удачу, все, кто не отказывался с ним выпить, всегда возвращались. Олвидар заказал две по сто и, заставив себя проглотить вставшую комом в горле водку, вышел из бара.