Глава 1
– Недурственно! – обронил Пресветлый.
На белом полотне плясали уже одни бесформенные черные пятна, словно обрывки разорванных в клочья теней. Потом и они растворились в луче света из фантаскопа.
– Да, это, безусловно… – протянул невысокий Жермензон.
В подвальном отделении московского департамента Ночного Дозора собрались всего несколько человек. Кинематографическое ревю здесь устроили лишь потому, что в помещении не было окон. Стулья – и те принесли из библиотеки с архивом, которые располагались по соседству. На краснокирпичной стене растянули полотно. На противоположной стороне установили тумбу с аппаратом.
– А наши французские коллеги – неужели не пытались? – уточнил Жермензон. – Ведь даже этот аппарат привезен из Парижа, если мне не изменяет зрение…
– Как же, Марк Эммануилыч? – обернулся к нему сидевший в первом ряду начальник дозорной лаборатории Вихрев. – Пробовали французы и так, и эдак. Мы их бюллетени регулярно получаем. Однако только Леониду Сергеевичу удалось создать нужную эмульсию для пленки.
– Но вы даже не химик, молодой человек, не так ли? – снял пенсне Жермензон.
– Диплома не имею никакого, – сознался Леонид. – Учился в медицинском, но курса не окончил.
– Ясно. Путь обыкновенный. Инициация… сиречь посвящение, потом Дозор.
– Исключен за участие в нелегальном кружке, – расправил плечи Леонид. – Посвящен в Иные год спустя. До того служил в фотографической лаборатории ассистентом. Слушал также курс практической фотографии у господина Прокудина-Горского.
– А химию тем не менее вы наверняка заучили на «отлично», – задумчиво сказал Жермензон и ехидно прищурился. – Вы, часом, не из бомбистов?
Леонид покраснел и опять ссутулился.
– Судя по тому, как отзывается о господине Александрове научный департамент петербуржского Дозора, за эти три года он сделал большие успехи в магии вещества. Особенно в химических и оптических эффектах, – вступился за подчиненного начальник московского департамента.
– Был бы на другой стороне – прямая дорога в ведьмаки, – поддержал из угла обычно молчаливый Семен Павлович.
– Но он не Темный, – констатировал Вихрев.
– Будущий Темный никогда не стал бы посещать утопический кружок. – Марк Эммануилович бережно вытирал пенсне хлопчатобумажным платком.
– Я не просто так посещал, – глухо сказал Леонид. – Я его и устроил с товарищами.
Он чувствовал себя не в своей тарелке.
Большинство окружающих были настолько стары, что Александров не поверил бы в их существование всего четыре года назад. Даже неприметному Семену Павловичу Колобову, едва ли не самому молодому из присутствующих и вне официоза предпочитающему, чтобы его называли по одному только имени, было уже по меньшей мере лет сто. Пусть Семен и не афишировал этого, но тут внимательному и умеющему слушать достаточно было нескольких случайных оговорок. Например, однажды Колобов обмолвился, что еще в пятидесятых, на Крымской войне, уже умел применять «заморозку».
Четыре года назад студент Леня верил в одни только естественные науки. Он верил в науку и теперь и менее всего в своей новой жизни любил слова «магия» и «волшебство», почитая их еще не познанными явлениями природы. Но все кругом думали иначе. Даже ученые из лабораторий Дозора. А тут на показ его особенной кинематографической пленки сошлись не только маги первого и второго ранга, но и несколько Высших во главе с Пресветлым. Чего стоил один только отчаянный боевой маг Жермензон, о нем рассказывали еще в петербуржской дозорной школе! Однако наибольшее волнение вызывал почему-то не он и даже не Пресветлый, а человек, который помалкивал в углу напротив кряжистого Семена Павловича. Столь же непонятен был его ранг – но к этому Леонид уже давно привык со своими весьма скромными возможностями. Рост средний, волосы черные с небольшой примесью серебра, глаза темные и внимательные. Пока заряжал пленку, по негромкому разговору Леонид узнал, что Иной этот прибыл откуда-то из Туркестана, где возглавлял Ночной Дозор едва ли не губернского значения.
Леонид так же плохо разбирался в уровнях Силы, как и в сложной субординации Дозоров. Он знал, например, что московский Пресветлый считается верховным во всей империи. Так повелось издавна, и когда Петр Великий перенес столицу в Северную Пальмиру, менять ничего не стали. К тому же случилось и так, что славный город Петра негласно сделался в большей степени обиталищем Темных, хотя известное перемирие и равновесие, скрепленное Договором, формально блюлось.
А может, еще играло свою роль, что Москва – Третий Рим, а четвертому не быти…