— Вы имеете в виду?.. — перед мысленным взором Алекса возник государственный муж, которого он тысячи раз видел по телевизору.
— Да, — подтвердила Фенвик. — Я не вправе прямо назвать вам его имя, и все-таки — да. Это наш человек.
Она смотрела на Алекса, мрачно уставившегося в окно.
— Теперь вы хотя бы начинаете понимать масштабы сражения, Темпл? Забудьте о жертвах — жертвы бывают всегда. Неизменно возникает что-то вроде мальчика, оставленного привязанным к дереву в джунглях Сьерра-Леоне. Попытайтесь увидеть картину в целом.
Алекс закрыл глаза.
— Поймите, — продолжала Фенвик, — имея рычаг воздействия на политику ИРА, мы спасли сотни, возможно, тысячи…
— Не могу, — ровным тоном произнес Алекс.
— Чего не можете?
— Не могу забыть о жертвах. Не могу забыть о Вине и Бледсо, о женщинах и детях, разорванных в клочья в супермаркетах. О мальчике, привязанном к дереву. Человеческий уровень — тот, на котором все это происходит, — единственный реальный для меня. Все остальное просто херня.
— Если вы действительно так думаете, вас вряд ли ожидает успешная карьера.
— Вот тут вы наверняка правы, — сказал, вставая, Алекс. — Вы ведь были любовницами, верно?
Фенвик ничего не ответила.
— Я все поддразнивал ее. Кто тот везучий малый, повторял я, рядом с которым вы просыпаетесь?
Фенвик сидела недвижно, словно высеченная из камня.
— А теперь она мертва, — продолжал Алекс. — Я видел, как она захлебывается собственной кровью, и последнее, что она произнесла перед смертью, было ваше имя. И вы все еще считаете, что дело того стоило…
Уже у двери он обернулся, чтобы взглянуть на неподвижную фигуру Фенвик.
— Счастливой вам жизни, Фенвик. Я мог бы пожелать вам убраться в ад, но, по моим понятиям, вы, скорее всего, уже там.
Спустившись по парадной лестнице клуба, Алекс остановился, вытащил телефон и начал перебирать хранящиеся в его памяти номера. Немного помедлив, набрал один из них.
— Да?
— Это Алекс.
Последовало долгое молчание.
— Софи?
— Да, — тихо сказала она. — Я все еще здесь.
ЭПИЛОГ
Когда «ягуар» вырулил на Пиккадилли, Анджела Фенвик повернулась к девушке из рекламного отдела издательства «Харпер-Коллинз» — получить последнее подтверждение того, что выглядит она вполне презентабельно.
И получила подтверждающую это улыбку.
Вчерашний ужин в клубе прошел хорошо, думала Анджела, но ведь и не каждый день высокопоставленные сотрудники МИ-5 радуют публику своими мемуарами. Далеко не маленький счет за ужин издатели оплатили безропотно. «Мы можем продать ваши мемуары только один раз, Анджела, — говорили они ей. — Так давайте постараемся, чтобы все было на уровне». И постарались.
Естественно, ни о каких действительно секретных вещах она рассказывать не стала, это шло бы вразрез с ее принципами. Но при всем при том мемуары содержали немало живописных, эффектных и трогательных деталей.
Вскоре после того, как на Даунинг-стрит стали известны факты, касающиеся гибели четырех сотрудников Службы, Анджеле предложили завершить карьеру. Подавайте в отставку, сказали ей. Уходите сейчас, с почетом, с полной пенсией. Лучше прыгнуть самой, не дожидаясь, когда вас подтолкнут.
Она и прыгнула. И принялась приводить в порядок записи, которые вела многие годы. Так на свет появилась книга под названием «Не самая заурядная карьера».
Аннабел, девушка-рекламщица, была с ней особенно мила, и в ходе подготовки издания они сблизились. Конечно, целиком заполнить оставленную Доун мучительную пустоту Аннабел не смогла — со дня смерти Доун прошло полтора года, а Анджела все еще каждый день вспоминала ее, — однако заняла в сердце Анджелы достаточно места, чтобы та с нетерпением предвкушала скорое рекламное турне и ночи вдвоем в больших провинциальных отелях.
Турне должно было начаться завтра, а сегодня Анджеле предстояло подписывать книги в магазине «Уотерстоун» на Пиккадилли. Событие это было основательно разрекламировано, и, согласно Аннабел, заблаговременно позвонившей в магазин, у его дверей уже собралась изрядная толпа.
Водитель остановил машину и торопливо обогнул капот, чтобы открыть заднюю дверцу. Вылезая, Анджела заметила пристроившегося у главного входа в магазин бродягу в покрытой сальными пятнами ветровке. Когда она проходила мимо, бродяга — заросший щетиной, с диковатыми глазами — поднял в знак иронического приветствия банку с пивом.