— Слушаю вас, — козырнул Зубрицкий, недоуменно взглянув на своего начальника: присев на корточки, тот рассматривал возле клумбы четкие отпечатки чьих-то подошв.
— Смотрите, Станислав Борисович, те же самые! — возбужденно сказал Чижов, поднимая голову.
— Какие — те же самые? — не понял Зубрицкий.
— Видите ли, я провел Дегтярева по мягкому грунту, и вот — полюбуйтесь. У этого золотоискателя и того гражданина в клетчатой рубашке, которого видел дворник, одни и те же следы. Значит, действительно, перед нами одно и то же лицо.
— А как же! — подхватил Зубрицкий, поняв, в чем дело. — В этом я и не сомневался. Что же дальше?
— А дальше следует, что птица сама прилетела в клетку. — Чижов выпрямился и отряхнул брюки.
— То есть? — сузил глаза Зубрицкий.
— Видите ли, — продолжал капитан, беря его под руку, — дело даже не в том, что я устроил тут маленькую проверку. Деле в том, как он вел себя при разговоре.
Они остановились в тени старой чинары.
— Вы слышали, как он точно назвал все приметы шляпы? — в упор спросил Чижов. — Разве вам это ни о чем не говорит?
— Говорит… — ответил Зубрицкий с легкой усмешкой. — Шляпа дождалась своего настоящего владельца.
— И только?
— Только, — спокойно подтвердил Зубрицкий.
Он смотрел на море, расстилавшееся внизу, под обрывом. Знойный день сиял и искрился в его синеватых водах.
А Чижов как-то странно улыбнулся и заговорил медленно:
— Как-то во время отпуска я с женой поехал к ее родным на Дон. В Ростове нам нужно было делать пересадку. Сдали мы вещи в камеру хранения, пошли перекусить. Я был в гражданском плаще и костюме. Зашли в одну привокзальную закусочную, сели за столик друг против друга; плащ я повесил на спинку стула. Сидим, завтракаем. Народ мимо ходит, какие-то типы шныряют. Расплатился я с официантом, обернулся, а плаща и след простыл — унесли. «Ты не видела кто?» — спросил я жену. «Если бы видела, ты бы сейчас не спрашивал об этом, — ответила она и рассмеялась: — Эх, ты, а еще пограничник!» — «А ты куда смотрела? А еще боевая подруга!» — рассердился я. Сходила жена в телефонную будку, позвонила в милицию. Через некоторое время приходит местный Шерлок Холмс, подсаживается к нам, спрашивает, как было дело. Рассказали. Посмотрел он на нас обоих, вздохнул и спросил: «Может быть, хоть приметы какие-нибудь у плаща помните?» А я никаких особых примет не помню. Цвет, размер, фасон помню, а больше ничего. Черт его знает, где у него какая пуговица пришита и где какое пятнышко сидит! Ведь не знал же я, что о них придется рассказывать работнику уголовного розыска.
Чижов замолчал и вопросительно посмотрел на Зубрицкого.
— Понимаю, — задумчиво произнес Зубрицкий. — Вы не помнили примет, а этот, Дегтярев, помнит. Ну и что же? Просто у него отличная наблюдательность и память.
— Возможно, — согласился Чижов. — А возможно, он специально запомнил все приметы.
— Как?
— А вот так… Перед тем как подбросить нам эту шляпу.
— Для чего? — изумился Зубрицкий.
— Для того, чтобы проникнуть к нам на заставу.
— Ну, знаете, товарищ капитан, — еще больше изумился Зубрицкий. — Зачем же ему приходить на заставу, самому лезть в петлю?
— Вот, вот, — с укоризной подхватил капитан. — На такие наши рассуждения он и рассчитывал.
— Но сами посудите, зачем врагу добровольно подвергать себя опасности? — горячо возразил Зубрицкий. — Что он добивается своей шляпой? Да тут все мальчишки знают, что на берегу стоит застава. Все отдыхающие видят, как по берегу ходят наряды. И вообще… — Зубрицкий замолк и махнул рукой.
— Что — вообще? Договаривайте.
Зубрицкий рассматривал двор заставы. Аккуратные цветочные клумбы. Красивые пальмы. Три солдата с полотенцами прошли к морю. За дощатым зеленым забором с рычанием пронесся по шоссе курортный автобус.
— Начистоту? — осмелился Зубрицкий.
— Да.
— Хорошо. Я служу на заставе всего лишь год. Но вы сами сказали, что последнее нарушение границы произошло здесь пять лет назад. В течение пяти лет ни одного следа, ни одной боевой тревоги, ни одного выстрела. Ничего! Случайно ли это? Нет. Не вам объяснять, что теперь другие времена. Теперь у иностранной разведки появились новые каналы, иные средства: воздушные шары, высотные самолеты, туризм и так далее. Я, конечно, понимаю, что остались и прежние методы — ползком, так сказать, на брюхе. Но где? На сухопутных участках, а здесь — не верю.
— Значит, мы напрасно стоим здесь, даром едим государственный хлеб? — тихо спросил Чижов, бледнея. — А не кажется ли вам, лейтенант, что вы не способны больше служить на этой заставе? Не написать ли вам рапорт о переводе на сухопутный участок? И вообще!.. — выкрикнул капитан сорвавшись.