— Вот чудак! — усмехнулся Гольдберг. — Мария Андреевна, попробуйте его накормить.
Но Султан мотал головой и выплевывал все, что ему давала тетя Маша.
— Да что же это такое? — изумленно запричитала она. — Давеча мыться не хотел, сейчас от еды отказывается…
— Спокойно, Мария Андреевна.
Гольдберг взял у Говоровой рентгеновские снимки и стал рассматривать их на свет. Так-с, понятно… Как он и предполагал, перелом большой берцовой кости в нижней трети левой голени и перелом восьмого ребра в правой стороне грудной клетки. Вообще-то ничего серьезного, могло быть и хуже. Но парень так истощен, что ему необходимо вводить витамины и глюкозу. И еще нужно, чтобы он принимал пищу. А этот чудак мотает головой и не хочет есть…
Гольдберг поднес к лицу Султана рентгеновские снимки и, тыча в них пальцем, стал объяснять:
— Понимаешь, ты сломал себе ногу и ребро. Вот видишь? Тут твое ребро, а тут твоя нога. Тебе нужно лечиться. Принимать лекарства, пищу и процедуры. Ты не бойся, ничего плохого мы тебе не сделаем.
Султан недоверчиво выслушал переводчика и опять замотал головой. Нет, он уже никому больше не верит. А в этих странных изображениях наверняка сидят злые духи. Он поискал рукой тумар[8] с талисманом и не нашел его. Он висел у него на шее, а сейчас его не было. Будьте вы прокляты, люди!
Султан закрыл лицо ладонью и что-то начал быстро и зло бормотать.
— Что это он? — спросил врач переводчика.
— Ругает вас, нехорошо ругает. Считает вас дьяволом, что ли…
— Батюшки! — всплеснула руками тетя Маша.
— Мда-а… — проворчал Гольдберг и подумал: «Ну и дикарь!.. А может быть, опасный преступник?»
Поднялся и, сопровождаемый свитой, стремительно вышел из палаты.
…Через два дня, утром, по всему госпиталю разнеслась весть: ночью иранец пытался бежать. Тетя Маша, дежурившая в его палате, ненадолго отлучилась, а когда вернулась, больной исчез. Одеяло валялось на полу, стул был опрокинут, окно распахнуто настежь. Тетя Маша подбежала к нему, выглянула наружу. Иранец лежал в траве и не подавал никаких признаков жизни. Его перенесли в палату и осторожно уложили на койку. Больной тяжело дышал, лицо было в крови, гипс на ноге раскололся, повязка на ребрах сползла, он весь дрожал и глухо стонал.
Среди больных это происшествие вызвало оживленные толки. Одни считали, что иранец — опасный враг, другие — и таких было большинство — видели в нем темного, забитого человека.
Доктор Гольдберг, узнав о случившемся, возмутился до глубины души: нет, это черт знает что! Он осмотрел больного и убедился, что все его труды пропали даром. Снова нужен рентген и гипс, снова нужно менять повязку, а главное — еще неизвестно, чем все это кончится.
— Вот подлец! — ругался доктор. — Мы его лечим, с ложечки кормим, а он вон что вытворяет… И вы тоже хороши! — напустился он на тетю Машу. — Не могли усмотреть за больным.
Она виновато молчала.
Иранца повезли в перевязочную, и на этот раз он давал себя колоть и перевязывать покорно и безучастно. Проницательная тетя Маша объяснила это так: парень думает, что за бегство из госпиталя его накажут, а его никто пальцем не тронул, за ним все ухаживают, вот ему и стыдно стало. Скотина и та заботу понимает.
Она неотлучно сидела у его кровати, вглядывалась в лицо и думала о судьбе этого парня. Вот он лежит перед ней и тяжело дышит в коротком тревожном сне. Черные курчавые волосы, исхудалое смуглое лицо, тонкий нос с горбинкой. Наверное, красавец был, а сейчас — страх смотреть. И до чего тощий — тетя Маша помнит его выступавшие ребра и ключицы, когда отмывала в ванной. И грязный был, прямо ужас — воду пришлось менять четыре раза.
Кто он? За свою работу в пограничном госпитале тетя Маша всякое видела, но этот парень почему-то растревожил ее жалостливую бабью душу.
Больной завозился, вздохнул и проснулся. Посмотрел на тетю Машу. Оглядел палату. Слабо улыбнулся тревожной улыбкой. И впервые за все время сказал:
— Дильбар!
— Чего тебе? — склонилась над ним тетя Маша.
— Дильбар, — тихо повторил иранец и приподнялся.
— Лежи, лежи, не двигайся.
Она поправила на нем одеяло. Вытерла полотенцем влажный лоб.
Несколько минут они молча разглядывали друг друга. Внезапно по лицу его пробежала тень.
— Хак-е-шир, — сказал больной.
Тетя Маша беспомощно развела руками.
— Пить хочешь?
Она приподняла ему голову, поднесла к губам кружку с остывшим чаем. Парень выпил.
— На, покушай.
Она стала кормить его — и больной покорно ел.