Той ночью мне впервые приснился кошмар, где я иду через поле к дальней калитке. Впервые за много лет, ощутив мамину ненависть, я проснулась с криком.
5 марта
День первый, продолжение
Работаю допоздна. Даже выложила на сайт пару текстов. Долго думала, вешать ли фото. Тексты, по-моему, удались, поэтому вешаю. Никто не препятствует, Джемма думает, что Азиф одобрил, а Азиф — что Джемма.
Как обычно, старательно крадусь мимо консьержа.
Я очень боялась, что в Лондоне придется жить с Джеммой или мамой. Обе вечно от меня чего-то хотят, возлагают надежды (точнее, возлагали — теперь-то все потеряно). Постоянно принижают. Особенно Джемма. Сама только что сделала крайне невыгодное капиталовложение. А от меня всегда требует максимум и обесценивает то, что есть. «Ты способна на большее, Лили! Ты способна на большее!» Моей идеальности не хватит, чтобы с ней и работать, и жить. Джемма лепит из меня идеал. С первого же дня, как мы к ней переехали.
Нас с мамой выставили на улицу прямо в мой день рождения, когда мне исполнилось восемь. Мама задолжала за аренду, хозяин велел освободить квартиру и даже не вернул залог. Мы собрали вещи и потащились из нашего Ньюэма в Марилебон, к Джемме. Я бывала у тети и раньше. Многие говорили, что у нее роскошная квартира. Огромная. А я как будто на Марсе очутилась. Все бы отдала, чтобы вернуться в нашу с мамой квартирку, в старую школу, где я всех знала. Даже когда я приходила к Джемме в гости, мне казалось, у нее слишком пусто. Неуютно. С первых же секунд, как мы переехали, я поняла — меня затем и позвали, чтобы заполнить пустоту. Я должна была компенсировать тете отсутствие детей.
Джемма опасалась ввязываться в близкие отношения и совместно производить ребенка. Пришлось бы идти на некие компромиссы, а это ей совсем не нравилось. Тут подвернулась я. Уже готовый ребенок с доставкой на дом, и считаться ни с кем не надо.
Мы заявились с рюкзаками и пакетами, набитыми мягкими игрушками. Джемма открыла дверь с видом благодетельницы, обняла меня, потом приподняла и, перенеся через порог, поставила на пол в коридоре. Мама не возражала: позаботиться обо мне без помощи сестры она не смогла, да еще и поселилась у нее на неопределенный срок. А значит, ей пришлось делиться и родительскими правами.
— Добро пожаловать, дорогая! — пела Джемма. — Как же я рада! Давай заключим с тобой маленький договор. Знаешь, что такое договор, Лили?
— Кажется, да…
Джемма «заключала договоры» и в бизнесе, и в личной жизни — везде выкручивалась, пыталась урвать побольше.
— Я буду лучшей в мире тетей, и ты всегда можешь жить со мной, а ты пообещаешь стремиться к идеалу, стараться изо всех сил. Договорились?
Я кивнула. Слова Джеммы легли на плечи тяжким грузом. Вечно я что-то должна маме, теперь, очевидно, Джемме тоже. Я собиралась спросить, что именно мне нужно делать, но к горлу подступали рыдания. Однако я сдержалась, интуитивно поняв, что, по мнению тети, идеальные девочки не плачут.
Сестре Джемма не сказала ни слова. Мама молча проскользнула в открытую дверь. Им нечего было сказать друг другу. Бабушка с дедушкой были бедны как церковные мыши, а Джемма выбилась в люди, за волосы вытащила себя из болота. Мама же продолжила семейную традицию — работала за гроши и ютилась по углам. Она никогда не разделяла убеждения Джеммы, что чемодан денег — мечта каждого человека. Мама стремилась к простым радостям (муж, дети, уютный домик, приличная работа), чем приводила Джемму в ярость.
Мамина логика бесконечно ее раздражала. Однажды я услышала, как она поучала сестру:
— Нельзя ставить такую низкую планку, Элейн! Тогда не останется права на неудачу. Маленькая оплошность — и ты на коленях.
И действительно, мама не смогла обеспечить даже крышу над головой. Пришла за помощью, бездомная и одинокая, с ребенком, которого якобы обожала, а на самом деле винила в том, что муж сбежал.
Мы поднялись на второй этаж. Дух стоял нежилой, как в церкви. Когда зашли в мою спальню, мама заявила мне:
— Не слушай ее. Она тебе не хозяйка.
— Ты мне тоже не хозяйка. Я сама по себе.
Сущая правда, и мама это понимала.
Она сказала:
— Лили, я стараюсь. А тебе всегда мало. Вся в отца…
О да, предатель-отец. Мне было запрещено упоминать о нем, зато мать могла в любой удобный момент им попрекнуть. Мне хотелось отомстить за ее упреки, за тетину холодную квартиру, за новую школу, куда меня непременно потащат. Я произнесла, глядя в глаза и нагло назвав мать по имени: