“Пищей, питьем, также как и одеяниями,
(225) И цветами, и благовониями, и украшениями
Возданное почтение Вождям-Победителям - не лучшее;
Но если некто, желая полного Пробуждения
И будучи недовольным сквернами обусловленного[244], ради существ
Совершает семь шагов к пребыванию в уединении,
То эта заслуга особо благородна по сравнению с той”.
О недовольстве самсарой, освобождении от восьми качеств, а также о прекращении роста затемнений в той же сутре сказано так:
“Подобным же образом возникает постоянное недовольство обусловленным,
И нет какого бы то ни было желания мирского,
И скверны совсем не возрастают”.
О быстром зарождении медитативного сосредоточения - главенствующей надобности - также сказано в той же сутре:
“Отвергнув радости селений и городов
И обосновавшись навсегда в лесном уединении,
Будь постоянно недвойственен, как носорог[245], -
И без долгих помех обретешь высшее медитативное погружение”.
На этом объяснение телесного обособления от мирского завершается.
Что же касается так называемого умственного обособления от сознательных процессов, то следует размышлять, обдумывая следующее: “Я пришел в эту обитель и живу в этой обители. Зачем я пришел сюда? Я пришел в обитель, избегая в страхе и трепете селений, городов и прочих мест рассеяния, и явился в эту обитель”. Страх перед чем? Об этом сказано в “Сутре вопрошений домохозяина Угра” (226) таким образом: “Испуган и трепещу мирского. Испуган и трепещу приобретений и почитаний. Испуган и трепещу дурных наставников. Испуган и трепещу трех [ядов] - страстной привязанности, ненависти и тупости. Испуган и трепещу демонов скоплений[246], затемнений, Владыки Смерти и чувственности. Испуган и трепещу трех [участей] - адской, голодных духов и животных. Ужасаясь и трепеща подобного, я пришел в обитель”.
Затем следует провести исследование, размышляя так: ”Хотя я и нахожусь сейчас в обители из-за такого страха и трепета, однако, что же делают мое тело, речь и ум?”
“Если я, будучи в обители, посредством тела совершаю убийства, беру не данное и совершаю прочие подобные действия, то я неотличим от хищников, охотников, разбойников; есть ли в этом хоть какой-нибудь смысл [пребывания здесь]?” - размышляя так, следует отвратиться от этого.
Если исследовать речь, то, обдумав следующее: “Если я, будучи в обители, празднословлю, клевещу, ругаюсь и так далее, то я неотличим от павлинов, попугаев, канареек, жаворонков и прочих; есть ли в этом хоть какой-нибудь смысл?” - и, размышляя так, следует отвратиться от того.
Если исследовать ум, то, обдумав следующее: “Если я, будучи в обители, имею [исполненный] страстной привязанности, ненависти, (227) зависти и тому подобного ум, то я неотличим от диких зверей, мартышек, обезьян, медведей, горных медведей и прочих; есть ли в этом хоть какой-нибудь смысл?” - и, размышляя так, следует отвратиться от того.
На этом объяснение умственного обособления от сознательных процессов завершается.
Итак, вследствие телесного и умственного обособления перестает возникать рассеяние. Вследствие отсутствия рассеяния происходит вовлечение в медитативное погружение. И тогда следует упражнять собственный ум.
Более того, исследовав, какое из собственных затемнений является наибольшим, следует размышлять, применяя к этому противоядие.
Противоядием от страстной привязанности является медитация на неприятное. Противоядием от ненависти является медитация на любовь. Противоядием от тупости является медитация на взаимозависимое [возникновение]. Противоядием от зависти является медитация на равностность себя и других. Противоядием от гордости является медитация на обмен своего [положения] на чужое. Если же виды затемнений равновелики или концепции множественны, то есть медитация на дыхание.
Итак, если собственная страстная привязанность велика, то медитировать на неприятное следует подобным образом: сперва следует размышление о тридцати шести нечистых субстанциях этого своего тела - мясе, крови, коже, костях, костном мозге, желчи, слизи, соплях, слюне, экскрементах и так далее. Затем, придя на кладбище и рассматривая вывезенные на кладбище трупы - однодневной давности после смерти, (228) а также двух-, трех-, четырех- и пяти-[дневной давности] после смерти, совершенно разложившиеся, полностью преобразившиеся, совершенно почерневшие и съеденные червями, совмещать это с таким размышлением: “И мое тело такой же сущности, обладает подобными же качествами и не превзошло эту Дхармату”.
245