Она так увлеклась, что не заметила, что уже не одна.
- Выглядишь безумненько, — ласково шепнула тьма рядом, обдавая ледяным дыханием.
Из неё шагнул высокий светловолосый алькон, с лицом, обезображенным шрамами. Сказать гадость, что ли? Или обойдется? Желтый глаз подмигнул ей, а вот лиловый оставался равнодушным.
Тонкие руки, оказавшиеся неожиданно сильными, вдруг крепко обняли, притягивая к прохладному гибкому телу. Знакомый запах асфодели и сильный запах тлена, смешавшийся с чем-то неприятным — словно рядом была выгребная яма.
- Если я и безумна, то явно в этом не одинока, — голос звучал мерзко устало, хрипло — как будто она кричала, — вы кто?
- О, не знаешь? — он наклонился близко, так, что были видны рваные шрамы. И когти ему выдирали… А одно ухо так и не срослось до конца. Страшно ли он выглядел? Не красавец. Но она не видела шрамов — только искалеченную, измученную душу. И что-то вдруг встрепенулось внутри, рванулось из неё, стараясь соприкоснуться, исправить, изменить… Ведь это НЕПРАВИЛЬНО, когда кто-то так страдает.
Кажется, он почувствовал — но сделать ничего не успел. Это что-то внутри неё неумело дернулось, заставляя положить руки ему на грудь — и они укутались серебристой дымкой, которая впиталась тут же алькону под кожу, отчего тот резко замер, а потом вздрогнул, посмотрев совершенно дикими мерцающими глазами. Зрачки в них бешено дрожали. Его руки сжались на её плечах, подтаскивая ещё ближе, буквально вжимая в него — и она ощутила, как его трясет. Даже собственная боль в этот момент отступила, спряталась на задворки.
- Благословенная… — отчаянный шепот. А в его глазах столько — она задохнулась от коктейля неверия, какого-то детского восхищения, отчаянья, жажды и жадного голода, который прочла в его глазах. Нет, в этих чувствах не было ни капли мужского желания обладать женщиной, но…
- Кто? — это слово было ей незнакомо.
Но, в этот момент сумасшедший алькон подхватил её на руки — и буквально растворился в тенях, двигаясь с невероятной скоростью. И через мгновение уже шагнул через порог почти роскошной, хоть и строго обставленной комнаты, где на краю постели сидел мортэли Кинъярэ.
Первый вскинул голову, резко оборачиваясь, и длинный шипованный хвост недовольно щелкнул по сапогу.
- Что происходит, Йер?! Совсем разум потерял? — голоса он не повысил — но в комнате ощутимо похолодало.
- Я нашел, — почти исступленный шепот, — нашел алькона Душ, Владыка!
Йаррэ только тихо выдохнула, прикрывая глаза. События накатывали валом, не давая передохнуть и обдумать. Слабо шевельнулась, но, признаться, вырываться из крепких, но довольно бережных объятий нового знакомого не хотелось.
- Дьергрэ, — всего одно слово, а сколько недовольства.
Верховный мортэли медленно поднялся, сделав шаг им навстречу. Прищуренные темнеющие глаза, бешено стучащий по сапогам хвост и… клыки удлинились? Кто-то сегодня не в духе. Планы рушатся? — подумалось с ноткой злорадства, которая тут же сменилась растерянностью, когда, не говоря ни слова, алькон вдруг протянул руки, и её также молчаливо ему передали. Сильные руки прижали к прохладному телу, заставляя судорожно сглотнуть. Настороженность от чужих злых слов отчего-то начала таять. Мужчина сел снова на края постели, не выпуская её из рук и не давая никуда сползти и исчезнуть.
- Рассказывай, — негромко обронил.
И второй рассказал, постоянно сбиваясь и не сводя с Йаррэ жадного, какого-то больного взгляда. По мере его рассказа Кинъярэ хмурился все сильнее, и, в какой-то момент, его руки чуть разжались, позволяя пошевелиться. Яра полагала, что на сегодня лимит удивления исчерпан, однако, в огромной кровати, где можно и семерых рядком уложить, спал, затерявшись в одеялах, ис-ирр Сайнар — она видела портреты старшего сына ирра, когда учила основы под руководством ищейки… Что алькон делает в спальне принца? Или это спальня самого алькона? Но тогда — не слишком ли роскошно для раба?
- Не ерзайте, — прохладное дыхание опалило ухо, заставив замереть.
Отчего щеки вспыхнули предательским румянцем, слишком смущающим и возмутительным. Ну не гад ли он? Где её гордость, её совесть, её негодование?
Не сразу Йаррэ обратила внимание на то, что оба мужчины резко замолчали, не сводя друг с друга внимательных взглядов. Как будто бы шел какой-то иной, не слышимый ей разговор. Ну почему — как будто?
- Может, мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит?
- Йер, мокрое полотенце.
Её игнорируют? Что удивительно, второй алькон послушался беспрекословно, и, через мгновение появился из соседнего проема с белоснежным мокрым полотенцем.
Ей казалось, что это всё снится. Мягкие осторожные прикосновения к израненным ладоням, от которых вырывалось тихое шипение. А потом — Первый наклонился, и ладоней коснулся длинный шершавый язык. Какой-то слишком уж длинный. Вместо брезгливости и испуга проснулся исследовательский интерес — странные перепады настроения. Если бы могла — заглянула бы ему в рот и все клыки пересчитала. Главное — не ощущать, как от чужого языка бегут по телу теплые ручейки, как странно-щекотно становится внутри, где все давным-давно вымерзло от ненависти. Полно, мужчинам нельзя доверять.
- Ледяная змейка, — бледные губы так близко.
Лиловая радужка, дрожащие зрачки в диковинных глазах… Что-то рвется изнутри нестерпимо — снова. И теперь она видит на дне чужих глазах прячущуюся умело муку. Стылую, неизбывную, застарелую. И хочется до боли её убрать, но…
Он отшатывается резко, морозит взглядом.
- Я не нуждаюсь в твоих услугах, Благословенная.
Дрогнули губы.
- Что это значит? Может, перестанете на меня бросаться, как собака на кость, а просто спокойно объясните? Я же, пожалуй, не обвиняю вас во всех грехах?
- Я не знаю понятия «грех», — улыбка у него злая.
- Вы понимаете, о чем я. И мне было бы желательно, чтобы вы ответили на мои вопросы.
Глаза в глаза. Она уже примерно понимает, о каком даре идет речь. Но её собственную боль этот дар не вылечит никогда.
- Задавайте, моя Драгоценнейшая ириссэ.
- Я совсем не похожу на цветок, Владыка.
- Сейчас я лишь раб.
- Ой ли? — тело снова окатывает жаром, ломит кости, взрывается обжигающей вспышкой поясница.
- Вы стали слишком смелой и дерзкой, с чего бы? — ленивая, расслабленная зараза. Красивый хищник.
- Я не столь глупа, чтобы дерзить Драгоценнейшему Дитя, Первому алькону Совета.
Как там учил предок? Низкий выверенный поклон. Рука к груди, вторую — чуть отвести в сторону, голову не наклонять, смотреть прямо в глаза.
И видеть, как в темной воронке чужих глаз вспыхивает искорка неподдельного интереса.
- Кажется, ты кое-что утаила от меня, ирис-с-эээ, — и снова резко срывается на неформальный тон.
Подается чуть вперед, внимательно вглядываясь в неё, словно что-то ищет — и находит себе на радость.
Второго алькона будто и не было — настолько тихо и незаметно он себя сейчас вел.
Утаила ли она?
- Разве меня кто-нибудь спрашивал, Мастер?
- Разве я твой Мастер? — поддразнивает.
- Вы взяли меня под опеку. Более того, я полагаю, вы поделились со мной своей кровью, сделав, через это, частью своего рода, находящейся под защитой.
- Предок натаскал? — спросил уже серьезно, без усмешки, чуть подаваясь вперед.
Она уже успела подняться с его колен, справившись со слабостью, и сесть в кресло, стоявшее неподалеку.
- Он пришел ко мне спустя несколько дней после того, как вернулась из Города.
В голосе прозвучала грусть, да она и не скрывала — тосковала.
- Хотела бы туда вернуться?
- Очень. Но сейчас это совершенно невозможно.
- Радует, что ты это понимаешь, Риаррэ.
Воздух, казалось, искрил от напряжения.
— Я много чего понимаю. Только не могу понять, как ради собственных желаний возможно играть судьбой того, кто ничего плохого в жизни тебе не сделал.