В девять вечера Морс, за весь день не взявший в рот, как это ни поразительно, ни капли пива, уже шагал через Корн-маркет к «Рэндольфу», чтобы зайти там в «Чаптерс-бар». В жизни Морса отмечено немало случаев, когда он должен был выпить, чтобы легче думалось. Однако случалось (как сейчас), когда он должен был выпить исключительно потому, что ему хотелось выпить. Даже более того, он оставил «ягуар» на полицейской стоянке, чтобы можно было выпить как следует.
И он выпил — в охотку, с удовольствием и жадностью.
Через полтора часа, сидя на высоком табурете у стойки бара, он опустил глаза и увидел рядом со своей рукой, лежавшей на стойке, красиво наманикюренную руку, почувствовав одновременно мягкое прикосновение к своему плечу полной груди.
— Могу ли я угостить вас, инспектор? — Голос чуть с хрипотцой, чуть-чуть невнятный и более чем чуть-чуть волнующий.
Морсу не было нужды оглядываться. Он проговорил:
— Лучше угощу вас я, Шейла.
— Нет, я настаиваю.
Она взяла его за руку, нежно прижала ее к себе, потом прижалась губами — такими сочными и такими жаркими! — к щеке, наспех, кое-как выбритой четырнадцать часов тому назад.
В этот момент Морсу не хотелось говорить. День, который вот-вот уже подойдет к концу, был одним из самых замечательных из всех, что он прожил, — кража, убийство, связь между кражей и убийством, да, все это перестало быть тайной. Ну, почти перестало. И раскрыл эту тайну он сам. Он не обошелся без помощи, да! Ему помогали доводить до ума детали, перечеркивать семерки и ставить точки над i. Конечно, помогали. Но общую картину видел он, факты анализировал он и решение нашел он, сам.
Свое.
— Что это вы делаете здесь? — поинтересовался он.
— Ежегодный вечер танца. Литературное и философское общество. Тоска зеленая!
— Вы с партнером?
— На такие вечера не приходят без партнера.
— Ну и?..
— Ну и он прилип ко мне, буквально повис во время вельветы.
— Вельветы? Господи! Ведь и я когда-то танцевал вельвету...
— Никто из нас не становится моложе.
— И вам вовсе не хотелось, чтобы он... вам это не понравилось?
— Я хотела выпить. Потому-то я и здесь.
— И вы сказали ему...
— ...гуляй!
Теперь Морс посмотрел на нее — наверное, но-настоящему в первый раз. На ней было черное, до колен, платье, держащееся на плечах на тоненьких, не толще ботиночного шнурка, бретельках, черные чулки, обтягивавшие потрясающе стройные ноги, и туфли на очень высоком каблуке, благодаря которым она оказалась дюйма на два выше Морса, когда тот встал и предложил ей свой табурет. Он улыбнулся, и в его улыбке можно было прочитать тепло и понимание.
— Вас что-то радует, — проговорила она. — Вы выглядите таким счастливым.
Но Морс в глубине души знал, что он вовсе не счастлив. За последний час его затуманенный алкоголем мозг напомнил ему, что расследование неизбежно влечет за собой и дальнейшие шаги: преступник должен предстать перед судом, и нужно добиться его осуждения за совершенные им грехи (или преступления?), а затем засадить его за решетку, возможно на всю оставшуюся жизнь, и там он никогда уже не сможет справить нужду так, чтобы за этим деликатным, глубоко интимным действием не наблюдали чужие глаза, чтобы никто не обыскивал его, не старался унизить. (Да, да, правильно, речь идет о нем, существе мужского пола.)
— Я не испытываю счастья, — возразил Морс.
— А почему?
— Джи и Ти, правильно?
— Как вы угадали?
— Так ведь я же гений.
— И я тоже кое в чем знаю толк.
— Да?
— Хотите, я сделаю вас на эту ночь счастливым? — Тон у нее вдруг стал совсем трезвым, голос зазвучал резче, но одновременно нежнее.
Морс посмотрел на нее — на взбитые над тоскующим лицом волосы, взглянул на полные и заметно не отягощенные бюстгальтером груди, на туго натянувшийся черный чулок на приоткрывшемся бедре. Он был готов прийти к ней, и она, казалось, это ощущала.
— У меня невероятно удобная кровать, — зашептала она ему в ухо.
— У меня тоже! — ответил Морс, ни с того ни с сего переходя в оборону.
— Но лучше давайте не будем спорить о таких вещах, ладно? — улыбнулась Шейла и потянулась за стаканом.— А вы еще не выпьете?
Морс покачал головой:
— Это возбуждает желание, но не даст исполнить его.
— Знаете, мне еще не приходилось встречать человека, который бы правильно процитировал эту вещь. Вы первый!
Вероятно, ей не стоило бы говорить этого, потому что скрытый смысл этих слов вызвал у него совершенно беспочвенную ревность. Но очень скоро, когда она подхватила его под руку, забрала его пальто в гардеробе, а затем направила его к стоянке такси на Сент-Джилс, он понял, что к нему снова вернулось желание обладать ею и оно не пройдет.
— Должен совершенно определенно предупредить вас, мэм, — пробормотал он, уже сидя в такси, что любые панталоны, которые обнаружатся на вас, будут сняты и использованы в качестве вещественного доказательства.
Впервые за много дней Шейла Уильямс почувствовала себя безмерно счастливой. И оставалась счастливой, если сказать правду, до самого рассвета следующего дня, когда Морс ушел от нее и зашагал не торопясь в свою холостяцкую квартиру — всего в нескольких минутах ходьбы в другом конце Бенбери-роуд. Дождь хлестал по его непокрытой голове, как час назад начал хлестать по окнам спальни Шейлы Уильямс.
Глава пятьдесят вторая
Жесткий по своей природе скелет привычки один поддерживает остов человеческой натуры.
Морс с Льюисом приехали в отель «Честертон» в Бате на следующий день без четверти десять утра. Морс настоял, чтобы маршрут их поездки лежал через «живописные» места — через Сайренсестер, — но, увы, природа уже не могла показать товар лицом, дни золотой осени миновали, на оголившихся полях ни одной овцы, все мокро и неприветливо под сплошным покровом серых облаков. Почти час детективы ехали, не обменявшись почти ни единым словом, потом Морс (выглядевший, на взгляд Льюиса, все еще усталым) расставил все по своим местам.
— Как-то необычно получается, сэр, правда?
— Думаешь?
— Думаю. Необычно, как, ну... как...— Льюис никак не мог подобрать сравнение.
— Необычно, как толстый почтальон, — предложил Морс.
— Неужели? А наш почтальон как раз выглядит так, будто потянет на два центнера.
Морс глубоко затянулся сигаретой, закрыл глаза, покачал головой и снова погрузился в молчание, что было его привычным состоянием в поездке.
В следовавшей за ними машине с опознавательными полицейскими знаками рядом с водителем, немного взволнованным предстоящей операцией, констеблем Уотсоном, сидел сержант Диксон.
— Быстро ездит, верно? — попытался завести разговор Уотсон.
— Наверное, это единственное, что он делает быстро, — проговорил Диксон.
Уотсону его замечание показалось неправильным и несправедливым. Да и сам Диксон понимал, что оно несправедливо, и пожалел, что сказал так.
За сорок пять минут до этого Барбара Мол подъехала к отелю «Честертон» и поставила свою «фиесту» на стоянку, где ее уже поджидал начинавший нервничать Ашенден. Первая часть ее лекции с демонстрацией слайдов должна была начаться в десять часов и закончиться в одиннадцать, после перерыва на кофе — продолжение и вопросы от половины двенадцатого до двенадцати. Ашенден сам подхватил тяжелый слайдпроектор и дотащил его до комнаты Бо Нэша в задней части отеля, где уже собирались туристы. Комната была узкая, продолговатая, с двумя продольными рядами пластиковых кресел по обе стороны прохода между ними, прямо по центру перед креслами установили проектор. Оглядывая комнату, Ашенден в который раз отметил про себя бросающийся в глаза факт, что (несомненно, как животные) туристы с самого начала как бы помечают границы своей территории: если вы заметили, что они сели за какой-то стол во время ужина, будьте уверены, завтра утром вы найдете их за тем же столом во время завтрака; если вы в начале тура разместили их в автобусе по определенным местам, то после этого они будут неизменно направляться на эти места и предъявлять на них право собственности. И в комнате Бо Нэша все произошло, как и в их автобусе, — по своим местам расселись двадцать три пассажира, отсутствовали только Эдди Стрэттон, находившийся в камере нью-йоркской полиции, по иронии судьбы всего в нескольких ярдах от печальных останков бывшей жены, и Сэм и Вера Кронквист, одна из трех пар, с самого начала тура значившихся в качестве таковых в списках туристов. Они все еще не выходили из своей комнаты: Сэм смотрел утренние мультфильмы по телевидению, а Вера лежала в одежде на двуспальной кровати и, лениво откинувшись на подушки, читала «Сельскую жизнь» за прошлый февраль.