Наступило время для кофе, но казалось, никто этого не заметил.
— Кемпа встретили на вокзале, — продолжал Морс. — Сказали ему что-то, как можно догадываться, убедившее его проехать с водителем до его собственной квартиры на Уотер-Итон-роуд. Возможно, ему сказали, что с его женой стало неожиданно плохо, даже что она скончалась. Возможно, обошлись и менее драматичным предлогом. Там, дома у Кемпа, — это опять мои догадка — разгорелась ссора, во время которой Кемпа ударили по голове, и он растянулся на полу в гостиной, ударившись головой об угол камина, отчего и умер. Поразительно, как трудно бывает иногда убийце прикончить свою жертву. У нас однажды расследовался случай, когда завершить грязное дело не смогли и двадцать три зверских ножевых удара. Но в то же время бывает так легко и просто отнять жизнь у человеческого существа: легкий толчок автомобильного бампера, и велосипедист вылетает из седла, ударяется головой о дорогу и через секунду-другую испускает дух. Вот и у Кемпа оказался тонкий череп, и убить его ничего не стоило. Но тело? Вот тело явилось настоящей проблемой!
Ладно, если убийство произошло около пятнадцати сорока пяти, как я предполагаю, то почему жена Кемпа, Марион, ничего не предпринимает по этому поводу? Ибо мы ни секунды можем не сомневаться, что она находилась там все время. Может быть, причина в том, что она мстительно торжествовала и наслаждалась тем, что ничего не предпринимает, и мнение моего сержанта таково, что она ненавидела мужа почти с такой же силой, как и убийца. Но убить мужа Марион Кемп, по-моему, не могла и уж конечно не смогла бы сдвинуть его тело ни на дюйм. С другой стороны, Кемп отличался худобой, и для большинства из присутствующих здесь, скажем так, людей подвижных и достаточно физически крепких вполне возможно переместить это тело, по крайней мере на незначительное расстояние. Даже для женщины, если она достаточно крепко скроена.
Скрытый подтекст этого уточнения показался невыносимым для маленькой женщины в первом ряду, она выслушала последние слова инспектора со страдальческим выражением лица.
— Инспектор! Вернее, главный инспектор! Послушайте, как вы только можете допустить мысль, что я, например, могла перетаскивать тело, это же какой-то абсурд! И если вы думаете, что я буду сидеть здесь...
Морс слабо улыбнулся даме, снова занявшей место в первом ряду, даме, которая вряд ли потянула бы на весах больше тридцати — тридцати пяти килограммов.
— Я бы никогда в жизни, миссис Роско, не обвинил вас в этом. Прошу вас, поверьте мне!
Несколько успокоившись, Джанет снова приняла чопорный независимый вид, но Джон Ашенден, сидевший в том же ряду через проход (рядом с доктором Мол), бросил на нее хмурый тревожный взгляд. А Морс продолжал:
— На бетонной площадке за их домом по Уотер-Итон-роуд стояла легкая алюминиевая тележка на резиновом ходу, которой пользовался один из рабочих в первой половине дня. В эту тележку, а точнее, тачку, около семи вечера и положили тело, прикрыли его пластиковыми мешками, забросав их кучей облетевших листьев, под покровом темноты перевезли через деревянный мостик, потом по хорошо протоптанной тропинке через поле до быстрого потока Черуэлла, где тело бесцеремонно спихнули в воду. И, как я уже сказал, — Морс медленно обвел слушателей взглядом, — эту грязную работу проделал один из вас, член вашей группы, мужнина, человек, который не побрезговал сначала раздеть мертвеца, а это пришлось сделать, потому что пролилось много крови, липкой, запачкавшей все крови. Она почти наверняка запачкала и того, кто избавлялся от тела, человека, который за последние десять лет своей жизни, то есть своей трудовой жизни, вполне сжился с подобным неприятным занятием, будучи достаточно компетентным гробовщиком в Америке.
По комнате пробежал вдруг вздох удивления, и Морсу конечно же можно было бы не продолжать. Но он продолжил:
— Да! Мистер Эдди Стрэттон!
— Нет, сэр, этого не может быть!
Раздавшийся с последнего ряда голос заставил всех обернуться, хотя уже к этому дню всем был знаком мягкий выговор Фила Олдрича.
— У вас, сэр, есть мои показании, а также показании Эдди, что...
— Мистер Олдрич! Я вас хорошо понял и сейчас поясню. Но сначала давайте ненадолго вернемся к Стрэттону. Он стал второразрядным гробовщиком и специализировался на косметической обработке мертвых тел, «украшении», позвольте мне так выразиться! — трупов людей, умерших после тяжелых мучений, исказивших их внешность. И он был холостяком. Холостяком он пробыл два с небольшим года, пока не встретил вдову филантропа средней руки и не женится на ней. Брак оказался обыкновенным соединением взаимных интересов, брак по расчету, если хотите. Эдди ходил по магазинам, занимался садом, чинил краны и водопроводные трубы, ухаживал за автомобилем. Лаура — Лаура Стрэттон, как она стала теперь называться, — была более или менее довольна: ее уже не так пугали воры, ее возили дважды в месяц на регулярные консультации с мозольным оператором, — она забыла, что такое заботы по дому, и могла отдаваться своей двойной страсти — курению сигарет и игре в бридж.
Но их обоих постигло разочарование, когда подошло к концу урегулирование наследства покойного филантропа. Деньги со счетов перекочевали в карманы адвокатов, предметов же искусства действительно оказалось множество, но большая их часть предназначалась для какой-нибудь галереи или коллекции. Получалось, что перспективы хорошо обеспеченного брака таяли на глазах, пока супругам не пришла в голову идея — конечно же Лауре Стрэттон. Волверкотский Язык был застрахован на полмиллиона долларов. Самый безопасный способ доставить его в Англию — перевезти украшение на себе: мало кто доверит такой предмет почте или курьерской связи, а если кто и решится рискнуть, то страховка обойдется в фантастическую сумму и будет практически запредельной. Поэтому Стрэттоны взяли драгоценность с собой, а затем сделали все, чтобы ее украли. Таков был их план. Причиной того, что этот план столь печальным образом сорвался, является исключительно несвоевременная смерть Лауры Стрэттон, однако нам не суждено узнать, чем была она вызвана — возбуждением, угрызениями совести или еще чем-нибудь другим. План заключался в том — и, нужно сказать, совершенно простой план, — что Язык должен был быть украден сразу же после того, как Лаура водворится в своем номере в «Рэндольфе». Ей необходимо было так разохаться по поводу своих больных ног, чтобы без труда оказаться во главе очереди за ключами от комнаты, естественно, конечно, только после миссис Роско!
В первый раз за все выступление Морса слушатели нехотя заулыбались, признавая тем самым право первенства за постоянно ворчащей маленькой леди из Калифорнии.
Заполучив ключ, пока муж занимался формальностями у портье, она должна была подняться к себе и положить сумочку с Языком и всем-всем: деньгами, жемчугом и тому подобным — на скамейку для багажа у двери. Дверь нужно было нарочно оставить приоткрытой. Эдди же тем временем должен был разыграть восторженное желание совершить коротенькую прогулку по центру Оксфорда, пока еще не стемнело, и предложение составить ему компанию приняла миссис Браун, женщина, с которой он установил дружеские отношения за время этой поездки по Англии и которая, очевидно, была польщена приглашением. Ему теперь оставалось только сделать так, чтобы все знали, что он обещал не беспокоить Лауру и дать ей спокойно отдохнуть, а также, извинившись, сказать, что он на минутку отлучится в туалет, и быстро подняться в свою комнату, возможно, лифтом для постояльцев, чтобы просунуть руку в дверь, схватить сумочку, вытащить из нее драгоценность, а потом выбросить сумочку и...
Морс на секунду замолчал.
— Не такая уж убедительная гипотеза, думаете вы? Готов с вами согласиться. В такое время все хотят воспользоваться лифтом, и там обязательно выстраивается очередь. И главной лестницей воспользоваться также трудно, потому что она совсем рядом со стойкой портье. И куда же он выбрасывает сумку? Ее ведь так и не нашли. Как бы быстро он ни двигался, только на одно похищение сумочки потребовалось бы времени больше, чем он располагал, так как Эдди Стрэттона и Ширли Браун видели выходящими из «Рэндольфа» почти сразу же после ухода Лауры, если только, конечно, верить показаниям по крайней мере двоих из вас, показаниям мистера Брауна и миссис Роско. Итак! Я выдвигаю следующую версию, по которой, вероятнее всего, дело обстояло гораздо сложнее. Позвольте познакомить вас со своими мыслями на этот счет. План, каков бы он там ни был, наверное, обсуждался задолго до прибытия группы в Оксфорд, но какие-то изменения, поправки должны были появиться в последнюю минуту, это почти неизбежно. Возможно, вы заметили, как трудно в поезде или автобусе определить, громко или тихо вы говорите? Да? Слишком громко? А где сидели Стрэттоны?