Как будто и не прошло трех лет. Ее прикосновение, ощущение ее на себе, ласки ее тела, когда я ее раздевал; все было так, как было.
Мы нашли кровать, не глядя на нее. Когда мы оба были обнажены, я поцеловал ее брови и приподнялся на локте, чтобы посмотреть на нее. У нее не было зрелого чувственного тела Миньон, но почему-то она выглядела лучше. Она была стройной, гибкой и крепкой. Я поцеловал ее соски. Они были намного мягче, чем у Миньон. И у Марлен не было грызущего, скрежещущего зубами, животного голода Миньона. У нее была потребность, простая, бытовая потребность. И хотя у нее была философия «Я не высовываю нос» и она могла иногда бормотать грязные слова, как пьяный матрос, спать с ней всегда было очень мило. У нее было такое тело, такое лицо.
Я поцеловал восхитительный изгиб ее шеи, твердую линию подбородка. У нее были уши красивой формы со следом пуха на бородках. Я поцеловал линию за ее ухом, где росли ее волосы .
Я чувствовал ее реакцию. Ее пятки были вжаты в матрац, как будто она поднималась по лестнице задом наперёд. Пока мои губы покусывали ее шею, плечи и уши, мои руки ласкали другие части ее прекрасного тела.
Сначала она оживала очень медленно. Она выпрямила спину, прижавшись к моей подвижной руке. Из ее горла вырывались звуки, тихое воркование маленькой девочки . И в то же время ее руки чувствовали меня.
Мы достигли места, где уже нельзя было повысить готовность, вершины, на которую взобрались и где все было подготовлено. Я заметил изменения по звукам, которые она издавала. От маленькой девочки ничего не осталось. Ее хриплый голос издавал женские звуки.
Ее губы скользнули от моих к моей щеке и моему уху. — Ник, дорогой, — прошептала она. «Мне пришлось так долго ждать. Ты знаешь, что ты единственный настоящий мужчина, которого я когда-либо встречала. Я хочу тебя, я хочу тебя.
Она готовилась ко мне, когда почувствовала, что я делаю. Она втянула живот так, что ее кожа натянулась на ребрах. Нижняя губа у нее была зажата между зубами. Ее глаза были закрыты.
А когда я медленно кончил в нее, она выпятила нижнюю губу, оскалила зубы и издала шипящий звук при дыхании. Она продолжала дышать, пока я был внутри нее.
И я никогда не видел женщину, подобную ей. Она приняла меня с такой теплотой, что мне пришлось прижать ее к себе. Жара внезапно превратилась в жару, которая была почти невыносимой. Она казалась такой хрупкой. Я всегда боялся причинить ей боль, раздавить ее своим весом. Мое лицо было близко к ее. Я почувствовал, как ее ресницы щекочут мою щеку. Я покусывал ее мочки ушей, затем прижался губами к ее уху.
Она обвила руками мою шею. — Скажи, что ты хочешь меня, Ник, — хрипло сказала она. — Скажи мне, что ты тоже не мог дождаться, когда почувствуешь меня в своих руках.
— С того момента, как я увидел тебя в открытом «рено» с задранной юбкой и развевающимися на ветру волосами. С этого момента я хотел тебя, Марлен. Все время.'
"Это мило, не так ли?"
"Очень приятно."
Она не была действительно хрупкой. Она не была раздавлена моим весом, на ее прекрасном теле не осталось даже вмятины. Она не кричала от боли и не отталкивала меня. Она начала двигаться сама.
Мы собрались вместе с ней. Звуки исходили из ее горла. Это началось и продолжилось. Потом мы вышли из себя, потеряли себя. Некоторое время мы были двумя живыми существами, а потом стали одним, уже не она и я, а она и моя. Было хорошо быть одной, как будто было жалко и скучно быть одной, одинокой, самой себе. Марлен и я были совершенно вместе, наши отдельные личности слились воедино.
Это так сильно отличало её от Миньон. С Марлен все изменилось за одну ночь. Иногда она была нежной, а иногда дикой. Затем снова все замедлилось, пока не стало мило, и снова мы яростно зарычали друг на друга.
Мы взобрались вверх, как взбирается волна, прежде чем броситься на берег. Она посыпалась вниз, как песок в песочных часах. Наши движения стали более плавными, но более дикими. Мы поднимались до тех пор, пока не смогли подняться дальше. Когда у нас было ощущение, что песчинок больше нет, волна не могла подняться выше, не обрушившись, песчинки все равно добавлялись, волна становилась все выше.
Это случилось внезапно, неожиданно. Не было ни музыки, ни фейерверков. Я смутно осознавал, что ногти Марлен царапают мои бока. Я смутно осознавал, что она кусает меня за плечо и крепко прижимает губы к моей коже, чтобы заглушить крики. Я чувствовал, что это было хорошо, а потом стало еще лучше, а потом стало невероятно намного лучше. И когда я подумал, что не могу больше терпеть, оно вдруг налетело на нас, как гигантская птица, но в то же время как нечто бессодержательное; было туманно, как ураган, бушующий над морем. Оно было огромным и прочным. И я был рад, что Марлен потащили за собой, потому что я никак не мог контролировать это сам.