– Ты думаешь, мы видели еще не самое худшее из того, на что они способны? – серьезно спросил граф Брасс.
– Думаю, что так, – ответил Хоукмун. – Не только месть заставляла меня столь безжалостно убивать их, а нечто большее. Я словно чувствую в них угрозу самой жизни.
Граф вздохнул:
– Возможно, ты и прав. Не знаю. Только Рунный Посох может знать это.
Хоукмун тяжело поднялся.
– Я еще не видел Иссельду, – сказал он.
– Думаю, она уже спит, – ответил ему Ноблио.
Хоукмун был разочарован. Он так желал встречи с ней. Хотел рассказать ей о своих победах. И ее отсутствие неприятно удивило его.
Он пожал плечами:
– Ладно, думаю, пора и мне. Спокойной ночи, господа.
Они почти не говорили о победе – сказывались нечеловеческое напряжение и усталость. Но завтра, вне всякого сомнения, воины будут праздновать свой триумф.
Когда Хоукмун вошел в свою комнату, там было темно. Он почувствовал чье-то присутствие и, прежде чем подойти к столу и зажечь стоящую там лампу, вытащил из ножен меч.
На кровати лежала Иссельда.
– Я наслышана о ваших подвигах, – сказала она, улыбаясь, – и решила лично поприветствовать вас. Вы великий герой, Дориан Хоукмун.
Хоукмун почувствовал, как у него учащается дыхание и начинает бешено биться сердце.
– О, Иссельда…
Он медленно подходил к лежащей на кровати девушке.
– Я знаю, что ты любишь меня, Дориан, – тихо сказала она. – Или ты будешь отрицать это?
Он не стал делать этого.
– Ты… очень… смелая, – хрипло произнес он в ответ.
– Ну, а ты такой застенчивый, что я вынуждена быть слегка нескромной.
– Я… Я не застенчивый, Иссельда. Просто из этого ничего хорошего не выйдет. Я обречен – Черный Камень, он…
– Что это – «Черный Камень»? И он все рассказал ей.
– Теперь ты понимаешь, – сказал он, заканчивая свою историю, – что не должна влюбляться в меня… Так будет только хуже.
– Но этот Малагиги… Почему бы тебе не найти его?
– Путешествие может продлиться месяцы. И я могу потратить оставшееся у меня время на бесплодные поиски.
– Если ты любишь меня, – сказала она, когда он присел на кровать и взял ее за руку, – ты должен рискнуть.
– Да, – ответил он задумчиво. – Возможно, ты и права…
Она потянулась к нему, обхватила руками за шею и поцеловала в губы. Хоукмун больше не мог сдерживаться. Прижав к себе Иссельду, он страстно поцеловал ее.
– Я поеду в Персию, – сказал он наконец, – хотя путь будет очень опасным. Стоит мне покинуть границы Камарга, и люди Мелиадуса попытаются выследить меня…
– Ты вернешься, – убежденно сказала Иссельда. – Я знаю. Моя любовь будет охранять тебя.
– Дай бог!
Он нежно коснулся ее лица.
– Завтра, – сказала она. – Уезжай завтра, не теряй времени. А сегодня…
Она снова поцеловала его, и он пылко ответил ей.
Часть третья
«Далее повествуется о том, как, покинув Камарг, Дориан Хоук-мун отправился на Восток. Более тысячи миль пролетел он на огромной алой птице, что доставила его к самым горам, на границе земель Греции и Булгарии…»
ГЛАВА 1. ОЛАДАН
Граф Брасс оказался совершенно прав: в полете на фламинго не было ничего сложного. Птицей управляли как лошадью, поводьями, закрепленными на ее изогнутом клюве. Она была настолько грациозна в полете, что Хоукмун абсолютно не испытывал страха перед падением. Фламинго летали только в светлое время суток, почти без отдыха, и способны были преодолевать расстояние в десять раз большие, чем самая быстроногая лошадь. По ночам и птица, и ее седок отдыхали.
Пристегнувшись ремнями, Хоукмун удобно устроился в мягком кресле. Сумки с провизией были приторочены по обеим сторонам седла. Прямо перед ним вытягивал шею фламинго. Птица летела, медленно взмахивая огромными крыльями, и Хоукмун старался сидеть спокойно, чтобы ничем ей не мешать.
Его время от времени мучили сильные головные боли, словно напоминая о необходимости поторопиться. Однако по мере того, как фламинго уносил его все дальше на восток, а воздух становился теплее, у Хоукмуна улучшалось настроение и его не оставляла уверенность в том, что все закончится благополучно.