Император сложил трубу, тронул поводьями ахалтекинца, намереваясь спуститься с холма к перенесенной на другую его сторону ставке. Когда была пройдена половина пути, знаками подозвал штабного начальника, не оборачиваясь, коротко приказал:
— Через час соберите захваченных в плен французских генералов и приведите к нам. Мы изъявили желание поговорить еще раз об окончании военных действий.
— Слушаю, Ваше императорское Величество, — вытянулся в седле толстый штабник.
В этот момент у подножия показался всадник, видно было, как он понукает коня, из последних сил стараясь удержаться в седле. Навстречу попытался выдвинуться один из офицеров, но император знаком остановил его, он почувствовал, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Лашадь доскакала до свиты, с хрипом вобрав в себя воздух, опрокинулась навзничь, едва не подмяв верхового, в последний момент успевшего выдернуть носки сапог из стремян. Удержавшийся на ногах, вестовой приставил ладонь к головному убору:
— Ваше императорское Величество, корпус уланов под командованием генерала Лефевра отказался выбросить белый флаг и продолжает вести боевые действия.
— Разве атаман Платов на левом фланге не разгромил уланов? — наморщив лоб, нарочито громко поинтересовался у сопровождающих его армейских чинов Александр Первый. Заметив, что вестовой может упасть, приказал. — Санитара сюда.
Когда окровавленного офицера уложили на носилки и унесли, император снова обвел хмурыми глазами согнавшую с лиц радость пышную свиту:
— Нам доложили, что донские казаки напрочь разбили уланов и добежали до вершины холма первыми. Это так?
— Так оно и было, речь здесь, видимо, о другом соединении, — выехал вперед генерал со звездой и знаком ордена Александра Невского на борту парадного мундира. — Простите, Ваше императорское Величество, скорее всего, корпус этого Лефевра находился в засаде, или был приставлен охранять подходы к городу Парижу.
Самодержец нервно подергал уголками губ, потеребил пальцами в белых перчатках поводья. Затем снова посмотрел на раскинувшийся у ног Париж.
— Надо упрямого Лефевра разбить, чтобы не началась цепная реакция, — решительно сказал он. — Генерала Платова сюда.
— Он легко раненный, находится в санитарном поезде, — продолжил пояснения тот-же армейский чин. — А донские казаки отошли за оборонительные редуты. Прикажете их поднять?
Император огладил подбородок, раздумчиво качнулся в стременах. Затем сказал:
— Не надо, донцы отдых заслужили. Кто на данный момент не оставил передовых позиций?
— Кроме донцов и ходивших в лобовую атаку пехотных гренадеров, на местах остались все. В том числе кавалерийский полк гусар и Кавказский корпус под командованием генерала Ермолова.
— Передайте Ермолову наше повеление, чтобы немедля готовил конников в атаку, — император скрипнул кожей седла, развернув ахалтекинца, вновь поскакал на только что оставленную им вершину холма, увлекая за собой остальных. Ветер подхватил длинные метелки украшавших свиту разноцветных перьев, превратив их в заполоскавшийся в теплых струях воздуха мохнатый шлейф.
Терские казаки еще не успели как следует перевязать боевые раны, когда в расположении их части самолично объявился генерал Ермолов. Осадив коня в середине привала, он поднял вверх руку, сопровождавшие его офицеры молча выстроились за генеральской спиной. Приводивший в порядок боевое оружие Гонтарь вскинул чубатую голову, сверкнул блестящими глазами на возившегося рядом своего дружка:
— Слышь, Дарган, не иначе начнет уговаривать взять самого Наполеона Буонапартия, — почесал он затылок. — Как ты, согласный на то, чтобы поймать супостата и засунуть его в мешок?
— Под Наполеона донских казаков назначили, — втыкая шашку в ножны, откликнулся тот. — А нам выпал зверь помельче.
— А вот мы щас послушаем.
Через несколько моментов ведомая Назаром Лубенцовым сотня терских казаков в составе крупного кавказского отряда на полном скаку покидала временный привал, устремляясь в обход только что взятого с боем холма. За спинами воинов крыльями трепыхались полы черкесок, взлетали помеченные кожаными крестами развязанные башлыки, над папахами вились белые курпеи. Гривы дончаков и кабардинцев стелились по ветру черным, коричневым, белым пламенем, за мельканием резвых ног невозможно было уследить — кони словно плыли по воздуху, неся на спинах невесомых всадников. Они походили на кучу облаков, гонимых теплым весенним ветром в сторону столицы французской империи. Лишь блестевшие в солнечных лучах концы пик, ряды газырей на грудях да эфесы шашек напоминали о том, что несмотря на воздушность, облака были грозовыми.