– Кажется, ты умеешь наслаждаться вином, Петра.
– Я… мне надо идти, – совсем смешавшись, пробормотала девочка.
– Тебе здесь так не по душе, Петра, что ты норовишь поскорее улизнуть?
– О нет. Здесь очень красиво.
– Ты видела далеко не все. Останься со мной… здесь есть на что посмотреть… и что попробовать… и чему поучиться.
Пораженная Петра не сразу нашлась что ответить.
– Не понимаю, почему я заинтересовала вас? Не все ли вам равно, как мне живется и что я вижу вокруг? Зачем вам учить меня? – Испугавшись своей дерзости, Петра прикрыла рот рукой, но герцог понимающе кивнул.
– Посмотри вокруг, дитя мое. Ты сама сказала, что здесь красиво. Мне всегда хотелось окружить себя красивыми вещами, но сами по себе они ничего не значат. Это зеркало… Ведь когда-то стекло было обычным песком на пляже, а золото, обрамляющее его, лежало в земле, и только потом талант мастера превратил все это в произведение искусства. Творить красоту – наслаждение. Я хотел бы сотворить тебя.
– Как это? Зачем?
– Затем, что мне больше нечем заняться.
Петра огляделась, внезапно задумавшись о том, почему она здесь очутилась. Решив, что все вокруг чужое и надо поскорее вернуться домой, она направилась к двери.
Но герцог, нагнав ее, схватил за руку.
– Уверен, ты думаешь, что ты такая как есть и никогда не станешь лучше…
Подведя девочку к зеркалу, он заставил ее посмотреть на себя.
– Неужели от тебя скрыто то, что бросается в глаза всем? Или твой взгляд застлан туманом бедности, невежества и отчаяния? Ты великолепна, крошка. Чудо! Увидев тебя, я понял, что могу сделать из тебя совершенство.
Растерянная Петра тряхнула головой. В зеркале отражались только грязное лицо и взлохмаченные волосы. И еще грязные ногти.
– Пожалуйста, ваша светлость, не вселяйте в меня несбыточную надежду.
– Я сделаю все, что обещал. Посмотри…
Герцог достал из кармана грязный серый камешек размером с голубиное яйцо и протянул его девочке. Просто камень. Петра раскрыла ладонь.
– То, что ты сейчас видишь, – проникновенно начал герцог, – это гладкий и ничем не примечательный камень. Но внутри его таится чудо, ожидающее прикосновения талантливого художника. Придет время, и человек изучит камень, сделает точные измерения, использует знание физики и математики. Он должен иметь смелость и большое терпение. А потом… позволь показать тебе результат.
Герцог подошел к рабочему столу, выдвинул ящик и достал бархатный мешочек. С магической быстротой он взял у нее серый камень и высыпал на ладонь содержимое мешочка. Большой ограненный бриллиант засверкал разноцветными огнями.
Петра не могла отвести глаз от драгоценного камня. Он завораживал ее своим таинственным мерцанием. Девочке казалось, что нестерпимый блеск обжигает кожу.
– Алмазы нужны только для того, – ласково продолжал герцог, – чтобы дарить удовольствие. Он нравится тебе?
– О да! – прошептала девочка. – Да!
– Ты – неограненный алмаз, Петра. Я разглядел в тебе красоту. Однако необходимо поработать, чтобы заставить ее сверкать. Я могу сделать это.
Сбитая с толку, Петра оторвала взгляд от бриллианта и посмотрела на герцога:
– Как?
– Привить тебе представление о красоте и наслаждении. О том наслаждении, которое женщина способна дать мужчине – и получить от него. Это тоже искусство, возможно, величайшее из всех. Ты создана для любви, Петра. Я сделаю тебя жрицей любви, ты будешь блистать в Неаполе, нет, во всей Италии. – Прищурившись, герцог наблюдал, как действуют на девочку его слова. Петра была растерянна. – Если доверишься мне, станешь моей ученицей и разрешишь научить тебя любить и быть любимой, бриллиант будет твоим.
Она вспомнила слова тети Геммы. У нее есть свой собственный дар. Стоит ли продавать самое ценное сокровище, чтобы удовлетворить прихоть герцога?
Выражение его лица испугало Петру. Протянув руку, чтобы вернуть ему бриллиант, она почувствовала, какой холодной и пустой стала ее ладонь. Когда он взял бриллиант, день словно померк.
– Уже поздно, – прошептала Петра. – Мне пора.
– Да, малышка, иди. Но когда решишься, возвращайся. – Она направилась к двери. – И еще, – добавил он, – вернувшись, войди через парадную дверь дворца.
Считалось, что Неаполь – город дворцов и церквей. Покинув дворец, Петра побежала в Спакка, в церковь ее детства. Внутри было сумеречно, прохладно и тихо. Недавно закончилась месса, и в воздухе плыл запах ладана. Подойдя к статуе Святой Девы, Петра зажгла свечку и опустилась на колени.
– Святая матерь, благословенная Дева… – начала она и запнулась, не зная точно, о чем хочет попросить. Пожалуй, о смелости… Но какой? Смелости отвергнуть предложение герцога или принять его? – Дай мне знак, – прошептала девочка.
Петра услышала голос, но не Святой Девы. В ее мозгу прозвучали слова тетки: «Девственность – это сокровище…» Глядя на огонек свечи, Петра воображала, что это свет ее сокровища, дар, который она отдаст только мужу.
Однако бриллиант сверкал перед мысленным взором девочки, завораживающий, искушающий и яркий, как солнце. Ее собственное сокровище казалось в сравнении с ним чем-то призрачным и безжизненным. Петре безумно хотелось верить, что герцог раскроет в ней красоту, как художник, преображающий в бриллиант грязный камень.
Но даже если это удастся герцогу, стоит ли ради чего-то такого терять свою душу?
Стена позади Святой Девы была покрыта маленькими серебряными украшениями, оставленными в благодарность за исцеление от болезней. На каждом было написано: «За исполненные просьбы».
– Почему ты никогда не выполняешь мои просьбы? – Петра ударила кулаком по деревянному барьеру.
И вдруг она подумала: а что, если предложение герцога и есть ответ на ее просьбы? Она станет лучше, многому научится, будет жить в окружении красоты, а не в убожестве. И тогда найдет, а не потеряет свою душу.
Свеча догорала, и в колеблющемся пламени губы Святой Девы зашевелились: «У тебя есть свое сокровище, Петра, более ценное, чем алмазы. Не отдавай его так легко».
– Так я и поступлю. – Девочка тяжело вздохнула и встала. Все останется по-старому, как советуют ей Святая Дева и тетя Гемма. Она больше не увидит дворец Монфалко.
Но это решение не приободрило Петру. Напротив, она медленно плелась по улице, думая, что никогда еще не была так несчастна.
Войдя в пустую лавку, Петра услышала громкие голоса Лены и Джованни, доносившиеся из их комнаты, и поняла, что они ссорятся.
– Сутенер! – закричал Джованни, вообще-то редко повышавший голос. Петра испуганно прислушалась. – Ты хуже шлюхи – общаешься с такими негодяями, как Хамак!
Хамак? Конечно, Петра знала о турке Ругейро Хамаке. А кто не знал его? Он был замешан во все грязные делишки в порту.
– Я хочу избавиться от нее! – завопила Лена. – Тогда она больше не сглазит меня, а мы к тому же получим деньги!
Святая Мария! Они ссорятся из-за нее, Петры!
– Я не возьму эти грязные деньги!
– Но ты возьмешь золото герцога за пряжку! Что плохого, если он платит Хамаку за девчонку, а Хамак платит мне? Пусть она достанется герцогу, Джованни. Она ведьма!
– Это ты старая бесплодная карга. Ты ненавидишь девочку только потому, что я люблю ее. Для тебя ненависть – хлеб насущный. Неудивительно, что не можешь забеременеть. Да будь проклята такая мать!
Лена пронзительно закричала. Доски наверху заскрипели, шаги приближались к лестнице. Петра, охваченная страхом, спряталась за прилавок.
С пылающим от ярости лицом Лена ворвалась в комнату. За ней следовал Джованни, размахивая мешочком с монетами.
– Завтра же! – крикнул он. – Завтра же отдашь деньги этому своднику. Петра не вещь, которую можно продать или купить!