Наконец Уивер и Маккиннон разомкнули объятия. Вновь зазвучали голоса и смех. Везде, куда бы ни посмотрела Пет, она видела знаменитостей с Бродвея и из Голливуда. Мимо, победоносно улыбнувшись ей, прошел Уоррен Битти, и Пет напряглась. «Держись свободнее», – приказала она себе и взяла еще один бокал шампанского.
– Пеееетра! – прокатился по залу голос Маккиннона. Оглядевшись, она увидела, что он знаком просит ее подойти.
Когда она поравнялась с Дугласом, он наклонился и спросил ее:
– Нравится?
Пет достала из сумочки маленькую антикварную серебряную шкатулочку, перевязанную такой же синей, как сапфир, шелковой лентой.
Дуглас легонько отвел руку девушки.
– Сделай милость, подержи ее пока у себя. Я хочу подарить ее Лиле в более спокойной обстановке.
Внезапно появился Леонард Бернстайн и тепло обнял Маккиннона.
Пет опустила шкатулочку в сумку.
Сразу после полуночи продюсер взобрался на стол и прочитал заметку из «Таймс». Маккиннон обладает таким редким даром, писали в газете, «что, находясь на сцене, становится настоящим Ричардом III и заставляет зрителей поверить, будто они вместе с ним во дворце». Как и другие, Пет зааплодировала.
Вечер продолжался. Выпив еще шампанского, Пет ощутила долгожданную легкость. Вскоре она запросто беседовала о спектакле и вообще о жизни в Нью-Йорке с Энди Уорол, Бьянкой Джаггер и с другими гостями, чьи лица были ей хорошо знакомы, хотя Пет не могла вспомнить их имен.
Прошло несколько часов. Пет потеряла счет выпитым бокалам шампанского. И вдруг у нее над ухом раздался театральный шепот Маккиннона:
– Мы собираемся уходить, крошка. Бери пальто и жди нас на улице.
Она простояла у входа минут десять, пока из дверей в окружении друзей не появилась звездная пара. Попрощавшись с друзьями и раздав автографы, Уивер и Маккиннон сели в поджидавший их лимузин. Пет села впереди и увидела, что Лила смотрит на нее в зеркало водителя. Не считая нескольких приходов Уивер в магазин «Дюфор и Иверес», это была их первая встреча.
– Ты прав, Дуглас, – сказала Лила. – Она хороша собой. Когда я была ее клиенткой, меня интересовали только камни, и я не замечала этого. Но сегодня гораздо важнее, удалось ли ей сделать что-то действительно красивое. Как по-вашему, мисс д'Анжели?
Пет процитировала фразу, которая когда-то вдохновила ее стать дизайнером.
– Красота, мисс Уивер, в глазах смотрящего. Когда вы увидите мою работу, только тогда… и только вы… сможете ответить на свой вопрос.
Лила улыбнулась:
– Мм. А ты не глупа. Что ж, давай я посмотрю…
– Нет-нет, – вмешался Маккиннон. – Это обряд. Его нельзя совершать на заднем сиденье лимузина.
Рассмеявшись, Лила потерлась носом о щеку Маккиннона.
– Дуглас, ты знаешь не хуже меня, что на заднем сиденье машины можно делать все что угодно.
– Это вызов? – игриво спросил он.
Желание охватило их. Руки Дугласа жадно заскользили по телу Лилы.
Странно, но это не смутило Пет. Вероятно, шампанское притупило обычно острое чувство приличия. Или все дело в том, что Маккиннон и Уивер – те, кто создает свои правила, принимаемые окружающими.
Внезапно машина остановилась возле отеля «Плаза». Они вошли в вестибюль, и Лила взяла Пет под руку.
Поднявшись в номер, Маккиннон откупорил бутылку и наполнил бокалы, хотя Пет и так уже еле держалась на ногах.
– За новые начинания! – Он поднял свой бокал. Отпив половину, Маккиннон приблизился к Лиле и обнял ее. – Что ж, Петра, пора…
Пет достала из сумочки серебряную шкатулочку и положила Дугласу на ладонь.
Маккиннон восторженно смотрел на Лилу.
– Как я люблю тебя! – серьезно сказал он, словно декламируя стихотворную строку. – Ты получишь ответ, когда взглянешь на это. – С этими словами он вложил шкатулку в руку Лилы.
Эта женщина за свою жизнь получила много даров и привыкла к этому. Приняв очередное подношение, она устало улыбнулась. В ее лице не было ни следа возбуждения или нетерпения, только пальцы выдавали любопытство Лилы, поспешно развязывая ленточку..
Но в тот момент, когда она откинула крышку шкатулочки, глаза ее засияли от восхищения.
Сапфир превратился в огромный голубой глаз, платиновая оправа – в веки с чуть восточным разрезом. Край оправы, выложенный крошечными ониксами, создавал иллюзию, будто веки подведены тушью. Темно-зеленые изумрудные ресницы были так тонки, что, казалось, дрожали на платиновых веках. Все завершали несколько округлых бриллиантов, словно слезинки сверкавшие в изумрудных ресницах.
Этот глаз обладал гипнотической силой. Его можно было приколоть к платью или повесить на цепочку. Глядя на него, каждый подумал бы, что камни такие же живые, как те, кто смотрит на них.
Молчание нарушил Маккиннон:
– Ну что, девочка, нравится?
– Нравится? О, Дуглас! Это самая изумительная вещь, какую я видела. Я обожаю тебя. – Лила потрепала Маккиннона по щеке, совсем не так сексуально, как смотрела на него на вечеринке, но не менее искренне.
Пет сделала шаг к двери, собираясь сказать «Спокойной ночи», но Лила остановила ее:
– Мисс д'Анжели… леди ангелов, вы великая художница. Но вы должны остаться и закончить картину.
Пет вопросительно посмотрела на нее. Лила направилась к ней.
– Украшение нужно надеть. Приколите мне его.
Пет колебалась, не зная, какую игру затевает звезда, но чувствуя, что все это не вполне невинно. Однако Дуглас ободряюще кивнул ей, и Пет подошла к Лиле. Та взяла ее за руку и притянула к себе так близко, что Пет почувствовала тепло ее дыхания.
– Где ее лучше носить, как по-твоему? Здесь? – Лила приложила брошку к плечу. – Или здесь? – Она поместила ее справа возле выреза.
– Вот здесь. – Взяв у Лилы брошь, Пет приколола ее. Лила вновь сжала руку девушки.
– Такие драгоценности обычно имеют имя, – вкрадчиво прошептала она. – Как бриллиант «Надежда» или рубин «Мандалай». Тебе не кажется, что и моя брошь должна иметь имя?
– «Звезда Уивер», – сказал Маккиннон, наливая себе виски.
– О нет, дорогой. Это так скучно. Я не хочу, чтобы столь изысканная вещь носила такое земное имя. – Она снова взглянула на Пет, руки которой все не выпускала из своих пальцев. – Ты думала об имени?
– Да, с самого начала. Я хотела назвать ее «Глаз любви».
– «Глаз любви», – несколько раз произнесла Лила на разные лады. – Изумительно. Журналисты будут в восторге. И публика тоже. Делай правильные ходы, леди ангелов, и доберешься до самого верха. Будешь рядом со мной и Дугги. – Она подмигнула Пет и посмотрела на Маккиннона. – Как ты думаешь, Дугги, нам это понравится? Нам понравится, если леди ангелов будет рядом с нами?
Маккиннон смущенно улыбнулся:
– Едва ли, дорогая, мне это подойдет. К тому же наша прекрасная Петра собиралась домой.
– Домой, Дугги? Но она часть моего нового сокровища. Я хочу, чтобы этой ночью она была частью всего. – Лила провела рукой по щеке Пет. – Останься с нами, леди ангелов, останься на всю ночь.
Внезапно Пет поняла, куда клонила Уивер с того момента, когда попросила ее закончить картину. Нет, даже раньше, когда Маккиннон потребовал, чтобы она пришла на вечер одна. Пет остолбенела, но в ней тут же проснулось любопытство.
Ее нерешительность Лила истолковала как согласие. Она снова взяла Пет за руку и потянула в спальню.
– Идем.
Пет испугалась. Жизнь, проведенная в границах условностей, не позволяла ей так легко отказаться от них.
Заметив ее неуверенность, Дуглас процитировал слова Фальстафа:
– «Говорят, есть что-то божественное в нечетных цифрах».
И Пет последовала в спальню за Уивер.
– Ты художница, Петра, – прошептала Лила. – Ты как мы… Тебе нужно все испытать самой.
– Ты можешь уйти, если хочешь, – предложил Маккиннон.
Пет покачала головой. Ее слегка мутило – то ли от неожиданного успеха, то ли от шампанского, но она не потеряла над собой контроль. Пет хотела чувствовать… испытывать сама, как сказала Лила. К ней медленно подошел Дуглас, и она закрыла глаза, когда он коснулся ее губ. Потом он поцеловал Пет снова, уже более настойчиво, и его язык пробился сквозь ее губы. По всему телу Пет разлилось тепло, но не такое, как от шампанского, а теплее и нежнее, и она отдалась во власть ощущений.