Галерея Берсмы занимала первый этаж огромного старого здания, выходящего на Херенграхт – один из самых красивых каналов. Владелец, невысокий лысеющий мужчина пятидесяти лет, открыл дверь и провел приезжих в заднюю часть треугольного помещения, где висели абстрактные работы молодых неизвестных голландских художников.
– Менхер Берсма, я знаю, что ваш отец был прекрасным мастером, – проговорила Пет.
– Лучшим. Не было камня, который он не мог обработать. Мой отец знал все об искусстве ювелира. Но, занявшись подделкой денег, потерпел неудачу. – Берсма покачал головой. – Он не был искусным гравером.
Пет вытащила из сумки вельветовый мешочек и показала Берсме половинку флакона Ла Коломбы.
– Мог ли он сделать нечто подобное?
– Это его работа, – сказал голландец, – или по крайней мере он сделал точную копию этой вещи.
– Вы уверены? – спросил Джозеф.
– Разумеется. – Оглядев половинку флакона, Берсма вернул ее Пет. – Такую вещь нельзя забыть. Мне было одиннадцать, когда он начал работу, а всего он корпел над ней почти два года.
– Пожалуйста, это крайне важно. – Пет подалась вперед. – Вы помните человека, который заказал ему эту подделку?
– Да. Он был здесь несколько раз. Этот человек мне не нравился – очень грубый, с плохим характером. Но отец тогда не мог найти другой работы.
– Een collaborateur, – с презрением сказал Джозеф.
– Да, он был коллаборационистом, – согласился Берсма, – но искренне верил, что нацисты несут Голландии добро. А потом ему пришлось работать на того человека.
– Как его звали? – быстро спросила Пет. Берсма задумался.
Я никогда не слышал его имени. Мой отец называл его «итальянец».
Пет уже не сомневалась, что это был Витторио.
– Пожалуйста, подумайте как следует, менхер.
Берсма покачал головой:
– Извините.
– А куда он отвез флакончик? – осведомился Джозеф.
– Он был доставлен в Лугано, в Швейцарии. Я помню, потому что мне пришлось ехать на поезде вместе с отцом. В те дни это было довольно опасно. А из Лугано мы отправились в Женеву, в банк. Потом вернулись домой и через месяц уехали в Англию.
Больше Ян Берсма ничего не знал.
Уже стемнело, когда они вышли из галереи и Джозеф отвел Пет на ужин в кафе «Амстердам», где в свое время известная шпионка Мата Хари праздновала свою свадьбу. Но Пет было не до веселья.
– Это конец, дед. – Она с силой сжала бокал. – Он слишком хорошо замел следы. Я могу поехать в Лугано, но ничего там не найду.
– Хотел бы я сказать, что ты ошибаешься, но увы…
Когда Пет приступила к десерту, Джозеф сказал, что ему надо позвонить, и отсутствовал довольно долго. Пет подумала, что он звонит Мэри, так неожиданно скрасившей его жизнь.
Джозеф вернулся, широко улыбаясь.
– Завтра мы будем дома, дед, если ты так скучаешь по своей невесте. Нет причин оставаться здесь.
– Для тебя нет, – возразил Джозеф. – Я отвезу тебя в аэропорт.
– Меня?..
– Пет, я не поеду в Нью-Йорк. Сейчас, вернувшись на родину, я понял, как скучал по ней.
– А как же Мэри?
– Я позвонил ей. Она завтра же летит сюда. – Джозеф просиял. – Я хочу быть рядом с ней, когда она поймет, что мы принадлежим этой стране.
– Принадлежите? Ты хочешь остаться здесь?
– Да. Ведь хорошо жить там, где знают, как правильно произнести имя моей жены – Марика. Тебе не кажется, что это намного поэтичнее, чем Мэри?
Пет расхохоталась:
– Ты замечательный человек, дед!
– Я весьма романтичен, не так ли? Не случайно говорят, что жизнь начинается в восемьдесят.
Вернувшись в Нью-Йорк, Пет поняла, что драгоценности Ла Коломбы впервые не кажутся ей такими важными.
«Возможно, – подумала она, – стоит сказать Люку, что можно сократить срок помолвки».
Глава 10
Андреа предложила Пет позавтракать в ресторанчике «Ла Гренуй».
Пет прибыла ровно в час, но Андреа уже ждала ее, ослепительно элегантная в ярко-голубом костюме.
Настроение у обеих было приподнятым, и ничто не напоминало о напряжении, так часто возникавшем между ними прежде. Андреа спросила Пет, как дела, и та сказала, что уезжала с дедом в Голландию и что он собирается жениться.
– Да, никогда не поздно начинать жизнь заново. – Андреа подняла бокал. – Кстати, мы с Марселем тоже подумываем уехать отсюда. Поэтому я и хотела поговорить с тобой.
Марсель никогда не чувствовал себя уютно в Америке, объяснила Андреа. Он приехал сюда только по распоряжению Клода, а после его смерти решил не возвращаться в Париж, где ему все напоминало бы об отце. К тому же Марсель признался, что не имеет призвания к ювелирному делу.