В конце длинной галереи Стефано повернул к двери одного из самых дорогих в Милане магазинов, где торговали бумагой и изделиями из кожи. До последнего времени он принадлежал богатому еврейскому торговцу, предки которого владели им уже в трех поколениях. Несколько месяцев назад еврея «убедили» эмигрировать в Южную Америку, взяв с собой только членов семьи. Благодаря партийным связям Витторио завладел магазином и всем его имуществом за ничтожную часть реальной стоимости.
Витторио д'Анжели стоял за прилавком, проверяя гроссбух. Он отличался от брата как ночь от дня. И не только в политических убеждениях. Стройный Стефано двигался с природной грацией, а крупный и дородный Витторио постоянно на все натыкался, будто был не в ладах с окружающим миром. Витторио, светлый шатен, почти блондин, с карими глазами, походил на брата, но его черты были грубее и не блистали красотой.
Как только вошел Стефано, он оторвался от гроссбуха.
– Я ждал тебя в шесть. – Витторио вынул из кармана золотые часы. – Как обычно, ты опоздал.
Стефано подошел к прилавку.
– Прости меня, брат, – ответил он с преувеличенной любезностью. – Я немного задержался, чтобы подышать сырым воздухом и улыбнуться хорошенькой девушке.
Витторио с силой захлопнул гроссбух и прошелся по магазину, проверяя, закрыты ли витрины с красивыми кошельками и портфелями, аккуратно ли разложена дорогая плотная бумага на полках, все ли готово для завтрашней торговли.
– Вероятнее всего, бездельничал в кафе, марая бумагу тем бредом, который ты называешь поэзией. Больше всего ты любишь предаваться мечтам. Если бы я хуже тебя знал, Стефано, то решил бы, что тебя родила ленивая римлянка. Но здесь Милан. В Милане надо работать. У нас много дел.
– Ну, когда-нибудь твой восхитительный Бенито найдет способ заставить людей придерживаться жесткого расписания, как он сделал это с поездами. Но пока время дисциплинированных болванов не наступило, я буду наслаждаться свободой.
Витторио в негодовании уставился на него, и Стефано уже приготовился выслушать речь в защиту дуче. Однако Витторио выбрал другую линию наступления.
– Мой Бог, да мне стыдно ехать с тобой. Что скажут люди, увидев тебя? Волосы нестрижены, лицо немыто, галстук перекосился, ботинки нечищены. Выглядишь как цыган.
Конечно же, Витторио и в этом был полной противоположностью брату. Всего четырьмя годами старше Стефано, он тем не менее держался гораздо самоувереннее и давно одевался с шиком, как солидный банкир. Белые рубашки от Труззи, черные, начищенные до зеркального блеска ботинки от ди Баллини, серый саржевый костюм, изысканно сшитый на заказ, изящно завязанный шелковый фуляр цвета бургундского вина.
– Но даже если бы мне не претило разгуливать с цыганами, – продолжал Витторио, выключая в магазине свет, – не понимаю, почему я должен участвовать в твоих делах.
– Мы отправимся не ради меня, а ради Карло.
– Все равно, я не обязан ночью проехать половину Италии только для того, чтобы посетить одного из его дурацких клиентов. Ты же его ученик, не я.
– Но мы оба в долгу у него. Без него мы…
– Да, да, мы бы оказались в сиротском приюте. Я что, должен выслушивать эту душещипательную историю еще раз? Сейчас я сам могу о себе позаботиться. И не собираюсь с благодарностью целовать ему руки до конца жизни. – Осталась зажженной только одна лампа, около двери. Витторио подошел к вешалке, чтобы взять пальто. – Сегодня вечером секретарь местного отделения партии пригласил меня в «Ла Скала». Это чертовски хороший повод отказаться от твоей затеи.
Стефано с изумлением посмотрел на брата. Почему он такой бесчувственный? Наверняка именно это качество особенно ценят в его партии.
– Дело в том, что у тебя есть машина. К тому же клиент специально просил, чтобы мы приехали вдвоем. – Стефано едва скрывал раздражение.
– Да? Интересно. Кто же он?
– Это женщина. Она сказала Карло, что ей нужно перевести какие-то ценности.