– Итак, Зееман, – спокойно проговорил Иверес, – вы нетерпеливый человек.
– Да. У меня никогда не хватает терпения на чепуху. Для этого найдите кого-нибудь другого. Я хочу говорить о важных вещах. О сердце и душе алмаза, а не о моих привычках. Задайте мне вопросы о камне, и вы увидите, что мое терпение бесконечно.
Иверес слегка улыбнулся:
– Зееман, я два дня ждал того, кто посмеет держаться со мной на равных, оспорить мою власть и силу моих доводов. Человек, которого я выберу, должен быть сильным и твердым, как алмаз. Вы первый, кто бросил мне в лицо, что говорить о чем-то, кроме алмаза, – бесполезная трата времени. Я не уверен, что это так. Однако мое поручение не для покорной овечки.
Иверес встал, отдернул шторы, взял с подоконника полированную деревянную шкатулку, поставил ее на стол и открыл. Внутри был алмаз.
– У вас двадцать минут. Изучите его. Потом скажите мне, что бы вы сделали с ним.
Джозеф не понимал, радоваться ли ему или еще рано.
– Двадцать минут – это ничто. Камни изучают по девять месяцев…
– У меня нет девяти месяцев. И я не прошу детального анализа, скорее обоснованного предположения. Может, вы не хотите с ним работать?
Несомненно, этот сверкающий камешек уже обследовали со всех сторон самым тщательным образом. А ему дают двадцать минут. Это несправедливо. Но выразить протест можно только встав и хлопнув дверью. Но это значит расстаться с мечтой.
Джозеф взял тяжелый камень величиной с яблоко, медленно повертел на свету, ощупывая все выступы и углубления, достал из кармана лупу и начал исследование.
Иверес наблюдал за ним. Через несколько секунд он достал из кармана часы, открыл крышечку и положил их перед собой. Джозеф продолжал изучать камень. Наконец Иверес с громким щелчком закрыл часы.
– Ну? – спросил он. – Время прошло.
Джозеф положил камень на место.
– Возможно, после более длительного изучения я бы предложил что-то другое…
– Возможно.
– Но то, что я вижу сейчас… Я бы сделал модифицированную огранку «Старая Шахта». Камень подходит для нее. Девяносто граней, как у «Тиффани Желтый», но немного по-другому из-за вот этого включения. Таким образом мы уменьшим отходы. Думаю, можно получить сорок пять, максимум пятьдесят карат. И я бы сделал плоскую грань чуть выше, чем у Толковски. Мы пожертвуем яркостью за счет огня. Камень выдержит это.
– Вы хотите получить только один бриллиант?
– Да, – без колебаний ответил Джозеф. Это было смелое решение – кристалл сложной формы с одной плоской гранью, но он не сомневался, что справится. Главное – не допустить ошибки при резке.
– И Лурье, и Десмет предложили четыре камня.
– Они, наверное, решили, что грани параллельны этому плоскому месту. Я так не думаю. – Голос Джозефа звучал очень уверенно.
Именно это и хотел услышать Иверес. Его клиент заказал самый большой и сверкающий камень на свете. Один только Зееман инстинктивно чувствовал, как этого достичь.
Иверес долго и пристально смотрел на голландца. Конечно, Зеемана уважают в компании, но он не входит в круг лучших нью-йоркских огранщиков. Говорили, что перед войной в Нидерландах он успешно справился с парой прекрасных камней, но это было давно. А этот камень слишком ценен. И все же Зееман обещал сделать один бриллиант в сорок пять карат, а возможно, даже и в пятьдесят…
Иверес протянул деревянную шкатулку Джозефу:
– Работа ваша. Занимайтесь ею столько, сколько потребуется.
Глава 5
Алмаз не прощает ошибок. Любое неверное движение, и он разрушен.
Джозеф обдумывал варианты, часами изучая камень под ювелирным микроскопом. Он тщательно и подробно записывал и зарисовывал все свои идеи, сделал несколько моделей, чтобы лучше понять внутреннюю структуру кристалла. За обедом Джозеф катал шарики из хлебного мякиша и лепил из них необычные предметы с одной плоской гранью, а потом задумчиво съедал их один за другим. Алмаз Ивереса стал почти членом семьи.
Иногда, желая поделиться с кем-то своими соображениями, Джозеф звал Пет. Стив не вмешивался, но хмурился, когда его обожаемую дочь затягивали в магическое поле драгоценностей. Беттина тоже чувствовала в алмазе что-то волшебное и внимательно прислушивалась к словам отца.
– Я должен как скульптор, – говорил он Пет, – увидеть бриллиант, затаившийся в этом камне. Ведь скульптор видит статую в безжизненной глыбе мрамора.
Через девять месяцев Джозеф был готов обрабатывать алмаз. Об этом сообщили Клоду Ивересу, и он телеграфировал из Парижа, что обязательно прилетит. Уже назначили дату – воскресное утро в конце марта. Были приглашены все огранщики и менеджеры нью-йоркского отделения «Дюфор и Иверес». В углу комнаты стояли ящики с шампанским, поскольку собирались отпраздновать начало обработки самого дорогого камня компании.