Голова у нее шла кругом. В конце концов, лучше положиться на интуицию. И тут же перед ней предстала картина, как она ухом приникает к его обнаженной груди…
Нет никакого сомнения, грустно подумала Ливия, что она зашла слишком далеко в своих фантазиях о Конеле.
Она вся напряглась, когда дверь открылась, и вошел Конел. Он высился над кроватью словно гора в своем ворсистом махровом халате. Человек-гора. Взгляд ее двинулся ниже, туда, где из-под халата виднелось кроваво-красное пятно пижамных штанов и еще ниже — босые ноги.
Какие прекрасные ноги, отметила она. Крупные, как и весь он сам.
— Ванная свободна.
Голос Конела резанул ей слух. Его слова вернули ее к действительности, и она поспешно подхватила халат и рубашку.
— Тогда я лучше ею воспользуюсь, пока кто-нибудь другой не захватил, — пробормотала Ливия.
Почувствовав себя в безопасности в ванной комнате, она прижалась спиной к двери, глубоко вздохнула и пробормотала:
— Возьми себя в руки.
Она прикинется дурочкой, и Конел пожалеет ее. Надо видеть во всем лучшую сторону, подбадривала она себя. Лет через пятьдесят она, возможно, даже не вспомнит о сегодняшней ночи.
Каким, интересно, будет Конел через пятьдесят лет? Не толстым, нет! Ливия сразу отвергла предсказание дядюшки. Конел будет стройным и сухопарым. Его волосы поседеют, но глаза — она готова биться об заклад на последнее пенни! — глаза его будут такими же живыми, а ум ясен, как всегда.
— Ливия! Это ты в ванной? — вывел ее из мечтательности голос Ферн.
— Я выхожу через минутку.
И, торопливо пустив воду, она встала под горячий душ.
Ливия тихонько приоткрыла дверь в спальню и прокралась внутрь. Ее сердце бешено забилось. Конел лежал на спине, закинув руки за голову. Глаза его были широко открыты и смотрели на нее с такой пристальностью, что ей стало не по себе.
Что же делать? В воображении она сотни раз занималась с ним любовью, но воображение в словах не нуждается. Там он всегда играл предписанную ему роль самого совершенства — опьяненного страстью любовника.
Она прикусила губу. Наяву всегда не совсем так. Теперь его черед расписывать роли, а что он кому предпишет, одному Богу известно.
— В чем дело? — раздался глуховатый голос Конела. — Что ты там у двери копаешься, словно готовишь план бегства?
— Уже придумала. Ты вылезаешь в окно на крышу крыльца, а оттуда прыгнешь на землю.
— А что ты имеешь против двери?
— Дверь на случай пожара. Каждый должен знать, что делать в случае пожара. Пожары очень опасны.
Но не так, как мой язык, с горечью подумала Ливия.
— Пожары опасны, но не я, — заметил Конел. — Иди ко мне.
Стараясь придать себе как можно более спокойный и беззаботный вид, Ливия двинулась к нему, но тут же споткнулась о собственные тапочки, которые перед этим сбросила. С приглушенным криком она рухнула у самой кровати.
— Ты устала, — только и вымолвил Конел и, схватив ее за руки, без особых усилий затащил целиком на кровать. Ощущение его пальцев, мертвой хваткой вцепившихся в ее тело, только усилило смущение Ливии.
— Вовсе нет, — запротестовала она, боясь, как бы он не решил, что она слишком устала, чтобы предпринимать что-нибудь из задуманного. Вернее, ей хотелось, чтоб это было задумано им. — Я просто споткнулась о собственные тапочки.
— В таком случае прости, я ошибся: ты не усталая, а неуклюжая.
Боясь выдать свою нерешительность, Ливия скользнула под одеяло. Как теперь перевести дело из комедии в любовь?
Последняя способность соображать покинула ее, когда ее нога коснулась ноги Конела.
Хватит! Ливия попыталась взять себя в руки и собраться с мыслями. Надо задать ему наводящий вопрос. Она открыла рот и, к своему ужасу, икнула.
Этого еще не хватало! Что угодно, только не это! — в полном отчаянии подумала Ливия. Нервной икоты у нее не было со старших классов школы.
— Ты чего икаешь? — В голосе Конела чувствовалось, скорее, праздное любопытство.
— Я не икаю, — заверила его Ливия и икнула снова.
И это пройдет, припомнились ей слова одной из своих тетушек. Однако и эта ходячая мудрость не помогала в данном случае.
— Я знаю способ от икоты, — голос Конела был немного хрипловат, — это что-то вроде переноса.
— Пере… — начала было Ливия и снова икнула.
— Для этого надо отвлечь икающего.
Широко открытыми глазами Ливия смотрела, как протягивается к ней его рука, как пальцы пробегают по ее щеке к подбородку.
Ливия затаила дыхание, целиком отдавшись неведомому чувству.
— Я… — Очередной приступ икоты прервал ее.
— Да? — пробормотал Конел, и она почувствовала тепло его дыхания на щеке. Он подвинулся чуть ближе. Ливия вся горела, губы пересохли, мысли мешались, и она уже с трудом противилась желанию приникнуть к нему.
— Ты такой горячий, — прошептала она и вздрогнула от его приглушенного смеха. — Я хотела сказать в прямом смысле, а не…
Она не договорила и икнула.
— Потому что от мускулов больше жара, чем от жира, — пробормотал он, и его губы двинулись со щеки к уху. Ливия подскочила: он легонько укусил ее за мочку.
— Я не толстая, — выговорила она, вся дрожа: Конел потерся носом у нее за ухом. Чувство было очень странное. В голове пустота, словно ей не хватало воздуха, и она вот-вот отключится.
Она глубоко вздохнула. Ах, как же здорово он пахнет! У нее прервалось дыхание: его губы обхватили мочку уха, а язык касался чувствительной кожи.
— Не толстая. — Его приглушенный голос проникал куда-то в самую глубину, словно растворяясь в потоке крови как какой-то мощный стимулятор; она готова была растворить в себе его самого — целиком, без остатка. — У женщин есть слой подкожного жира, а у мужчин нет, — продолжал Конел, путешествуя губами вдоль шеи к заветной ямочке.
Ливия вся задрожала, когда его губы коснулись ямочки внизу шеи, и он лизнул ее. Лоб его щекотал ее губы, и она с трудом сопротивлялась желанию поцеловать его. Почувствовав солоноватый привкус его кожи, она совсем потеряла голову. Руки без ее ведома выскользнули из-под одеяла и обняли его за плечи, а он уже поглаживал ее прикрытые материей груди, и они напряглись, соски затвердели.
— Невероятно, у тебя одни мускулы, а не жир, — бормотал Конел, но Ливия почти ничего не слышала. Она вся была поглощена его горячим дыханием, согревавшим ее кожу. Она подвинулась поближе к нему, а ее нога касалась его мужской плоти. — Ливия, ты совсем не обращаешь на меня внимания. — В голосе Конела слышался смех, и этот смех обволакивал ее, сулил невообразимое наслаждение.
Набравшись храбрости, Ливия протянула руку и коснулась пальцами его мужского естества; реакция была мгновенной, и чувство восторга охватило ее с головы до ног.
— Ливия, я… — Дыхание Конела пресеклось, пальцы Ливии сомкнулись. Он схватил ее руку, оторвал от себя и запечатлел поцелуй на ее ладони. — Я все пытаюсь поговорить с тобой, но, когда ты до меня так дотрагиваешься, не могу…
— Ты прав. Икоту как рукой сняло, — возвестила она, черпая уверенность в его сдавленном голосе. — И у меня нет ни малейшего желания слушать рассуждения о жире — ни о моем, ни о чьем бы то ни было.
— Ливия, я…
Она почувствовала, как напряглось его тело, и холодок страха пробежал по спине. Уж не собирается ли он сказать ей, что, кроме поцелуев, он ничего более не желает? Тело хочет одного, а ум сопротивляется?
— Я специально остановился сегодня у аптеки, прежде чем заехать к тебе… — Конел чуть помедлил, а Ливия в недоумении слушала и не могла понять, о чем он, — чтобы купить презервативы, — наконец торопливо выдавил он. — Я все пытаюсь сказать тебе, что хотел бы заняться с тобой любовью, но если только ты сама согласна.