Но почему бы не остаться и не насладиться этим чудом? — тихонько спросил тоненький голосок эгоизма. Почему ты должна пожертвовать собой ради ребенка, который даже не понимает, что такое жертва? Который, строго говоря, даже не родной тебе?
Мне стыдно за тебя и за себя, сурово сказала Вирджиния этому предательскому голосу. Как ты смеешь внушать мне такие мысли? Разве Джерри не имеет права на существование? Он же ни в чем не виноват! Пусть он болен, но это не значит, что он не должен жить! Кто знает, возможно, пройдет всего несколько лет и ученые найдут способ справляться с этим недугом. Да и вообще, мое ли это дело — решать вопросы жизни и смерти? Я не убийца, как маленькая Десмонд, и не собираюсь сознательно лишать жизни беззащитного и беспомощного мальчика, брошенного и обиженного всеми на свете. Его жизнь — оправдание моей, всего, что я успела и не успела совершить.
Да, это так, но как же Кристин? Ты позволишь ей остаться безнаказанной? Да откуда ты знаешь, на что она решится через год, через месяц, даже через день? Чей черед придет тогда?
Я не знаю, просто не знаю…
Вирджиния беспомощно опустила руки и поникла, словно лишенный влаги цветок. Противоречивые мысли роились в ее голове, лишая душевного равновесия и уверенности в правильности принятого решения.
Если Крис останется на свободе, да еще будет уверена в том, что ей удалось выкрутиться из этой истории, что она сотворит дальше? На кого поднимет руку?
Так имею ли я право позволить убийце разгуливать на свободе? Верное ли это решение — взять ее вину на себя?
А Джеррик? Как же тогда Джеррик? Неужели я рискну его жизнью?
Нет, никогда!
Значит, рискну другими жизнями — незнакомых, неизвестных мне людей. Так, что ли?
Н-нет… нет, конечно же нет…
Но что же делать? Что делать? Как быть? Что предпринять, чтобы не пострадали невиновные?
Сказать все Марку? Или Бернштейну? Но как быть уверенной, что даже немедленный арест Крис спасет моего малыша? А если у нее есть сообщник? А если… Да мало ли что!
Вирджиния вспомнила безумные глаза дочери своего покойного мужа, ее перекошенное лицо, крики, полные ненависти, и поежилась. Жутко… просто кошмарно…
А ведь когда-то Крис даже нравилась ей. Она горячо сочувствовала девушке, лишенной не только материнской, но и отцовской любви. Даже пыталась один раз поднять свой слабый и незначительный голос в защиту Кристин. Но Лайонел так глянул на нее, что она навсегда утратила желание вмешиваться в его отношения с дочерью.
А ведь если бы я тогда не оступилась, думала Вирджиния, кто знает, может, Крис и не дошла бы до такого ужасного состояния? Значит, мои слабость и трусость сделали меня соучастницей в совершенном ею убийстве?
Ее ненависть ведь была направлена на отца, только на него. Он был источником ее вечных страданий и унижений. Она не опасна для других, твердила себе молодая женщина, терзаемая сомнениями и неуверенностью. Не будет ли проще и надежнее все же взять вину на себя, отвратив беду от Джерри?
А если Крис сошла с ума? Если стала невменяемой? Если следующий припадок ярости заставит ее схватиться за пистолет и начать палить в первого попавшегося на ее пути?
О, Боже, что же мне делать? Подскажи, Великий создатель, помоги, надоумь, наставь!
К сожалению, Господь не откликнулся на ее горячий призыв. То ли занят был другими, более важными делами, то ли не счел мольбу неверующей заслуживающей его благосклонного внимания. Так или иначе, но Вирджиния провела в бесплодных терзаниях почти всю ночь.
И только ближе к утру, когда стрелки часов показывали начало четвертого, она забылась тяжелым, беспокойным подобием сна прямо перед светящимся экраном монитора…
12
Детектив Стэтсон вышел из здания Восьмого участка и остановился на ступенях, наблюдая за отъездом трех патрульных машин. Он с наслаждением несколько раз глубоко вдохнул ледяной воздух. Голова гудела после долгих и утомительных бессонных часов, проведенных в тесном и продымленном помещении.
Уф! И когда только парням запретят курить во время допросов? Как они только выдерживают? Будь я шефом полиции, давно бы наложил запрет на курение во всех помещениях участка, лениво размышлял он, пытаясь проветрить прокопченные никотином легкие. Атмосфера покинутой им десять минут назад комнаты для допросов была настолько тяжелой, что даже отравленный выхлопами воздух чикагских улиц казался целительным озоном.