Таран, взволнованный только что миновавшей опасностью, погрозил кулаком оставшейся позади коннице:
– Погодите, мерзавцы, я вам дам жару на обратном пути!
Через некоторое время он снова подлетел к полянке, где был на рассвете, сбросил груз и пошёл в обратный путь.
– Иди к пулемёту, – сказал он бортмеханику, – и предупреди башенного стрелка, чтоб был начеку. Сейчас мы рассчитаемся с той конницей. Как только накреню машину, жарьте вовсю!
Машина, на которой летел Таран, была вооружена башенным и боковым пулемётами. В башне сидел специальный стрелок, а боковой пулемёт обслуживал бортмеханик. Таран только вчера получил взамен «Снегурочки» эту машину. На «Снегурочке» не было никакого вооружения, и это очень огорчало лётчика. Пристанет истребитель – хочется ответить огнём, а машина совсем безоружная. Да что там истребитель!
Как-то он летел днём бреющим полётом и видел, как вражеский солдат целился в самолёт из автомата. Таран даже покраснел от злости. «Ну не обидно разве, – сказал он второму пилоту Шутову, – из пистолета, нахал, стреляет! А я только и могу, что плюнуть на него».
Получив новую, вооружённую машину, он радовался:
– Вот теперь другое дело! Теперь мы себя в обиду не дадим!
Когда Таран шёл к цели, он не стал связываться с конницей. Машина была тяжело нагружена, и он не мог рисковать. Да и трудно было маневрировать.
За те сорок минут, пока он летел к цели, конница ушла недалеко, и лётчик скоро её увидел. Конники шли по шоссе. Таран снизился до пятидесяти метров и налетел сзади. Взяв немного правее дороги, он накренил самолёт влево, чтобы стрелкам было удобно вести обстрел. Одновременно это было и сигналом. На самолёте застрочили пулемёты, обдавая конницу огнём. Налёт был таким неожиданным, что конники не успели рассыпаться, и пули прорезали самую гущу. Так же стремительно (четыре километра в минуту!) самолёт исчез за лесом, оставив на дороге груды людских и лошадиных трупов.
– Вот и отыгрались! – восторженно сказал второй пилот Шутов.
– Нет, ещё не отыгрались, – ответил Таран. – Патроны у нас есть, и незачем их везти на базу. Сейчас выйдем на шоссе – что-нибудь попадётся стоящее. Поди скажи стрелкам, чтобы смотрели в оба.
Когда Таран вышел на дорогу, он увидел впереди немецкую автоколонну. Фашисты не заметили, как подлетел самолёт: видимо, шум моторов грузовых машин заглушал его гул.
Позади автоколонны шли две цистерны с горючим, и первая пулемётная очередь попала в эти цистерны. Затем уже стрелки прострочили машины с боеприпасами. Взрывы, огонь и клубы дыма охватили автоколонну.
Только после этого Таран направился на свой аэродром. Высказался он после того, как миновал линию фронта:
– Ну вот, слетали и днём. Да ещё расчесали конницу и автоколонну. Дела, конечно, попутные, но очень полезные.
Тёмная, безлунная ночь. Над белорусским лесом, разрывая тишину, кружится «мессершмитт». Он упорно ходит над одним и тем же местом. Лес кажется совсем безлюдным. Но «мессершмитт» всё кружится над ним. На пять-'-десять минут уйдёт в сторону и снова возвращается.
Врагам известно, что в лесу партизаны, что сюда прилетели два больших транспортных самолёта. Немецкий истребитель патрулирует, выжидает их вылета.
А в лесу, на поляне, притаились два самолёта, и около них стоят, с досадой прислушиваясь к вою фашистского истребителя, командиры кораблей Таран и Кузнецов.
– Что за оказия! – удивлялся Кузнецов. – Ходит и ходит… Ведь у него бензин уже должен кончиться.
– Я думаю, – ответил Таран, – что это не один и тот же. Аэродром близко: первый улетел, второй его сменил. Они нас тут до утра хотят продержать, а с рассветом нагрянут бомбардировщики.
Большая группа партизан стояла около самолётов, ожидая их вылета. Машины уже давно были разгружены от боеприпасов, и в них сейчас сидели и лежали раненые. А вражеский истребитель всё кружил и кружил над лесом.
Партизаны Ковпака боролись в белорусском лесу с карательными отрядами эсэсовцев. Партизанам не хватало боеприпасов, взрывчатки, и товарищ Сталин дал задание оказать ковпаковцам помощь. На выполнение задания были посланы два самолёта с лучшими пилотами – Кузнецовым и Тараном.
Дмитрий Кузнецов зимой 1941 года более ста раз летал через Ладогу в голодный блокированный Ленинград. Таран, летая в тыл врага, сотни раз пересекал линию фронта. Но даже для таких отважных и опытных пилотов полёты здесь оказались очень трудными. Вражеские истребители на каждом шагу контролировали путь к партизанам. Ни один полёт – а летали они каждую ночь – не обходился без встречи с «мессершмиттами».
Лётчики догадывались, что у гитлеровцев в этом районе есть радиолокаторы, которые подводят их истребители к нашим самолётам.
Фашисты нагло держались в воздухе. Зная, что здесь нет советских истребителей, они летали с зажжённой фарой. Правда, это давало возможность Тарану и Кузнецову вовремя скрываться от «мессершмиттов», запутывать их, но это злило.
– Нахалы, с фарой летают! – возмущался Кузнецов. – Ну, подождите вы у меня! – грозился он.
Кузнецов установил на плоскостях и стабилизаторе своего самолёта реактивные снаряды. Когда в воздухе к нему, мигая фарой, подскочил «мессершмитт», Кузнецов пустил реактивный снаряд. Как метеор, разбрызгивая огонь, истребитель свалился на землю.
После этого фашисты уже не рисковали летать с зажжённой фарой. И сейчас, кружа над лесом, истребитель был невидим.
Лётчики советовались: что же делать? Взлетать рискованно: в самолёте раненые. Ждать тоже нельзя: надо затемно пересечь линию фронта.
И тогда Тарану пришла такая мысль.
– Давай, Дмитрий, взлетим с одной фарой, – сказал он Кузнецову. – Фриц подумает, что поднялся истребитель.
Кузнецову понравилась идея Тарана:
– Здорово придумано! Я первый пойду.
Только у истребителей одна фара, а у больших самолётов – две.
Кузнецов включил одну фару, зарулил и поднялся в воздух. Тотчас же вслед за ним взлетел и Таран, тоже с одной фарой. Немецкий истребитель стал удаляться и скоро исчез с горизонта…
Когда Таран и Кузнецов прилетели к ковпаковцам на другую ночь, те с радостью сообщили:
– Испугали вы фашистов! Сегодня не прилетал ни один бомбардировщик.
А до взлёта с одной фарой оккупанты ежедневно бомбили расположение партизан. Видимо, перепуганный немецкий лётчик сообщил на аэродроме, что у партизан появилась целая эскадрилья истребителей.
Таран и Кузнецов летали к ковпаковцам до тех пор, пока отряд не разгромил фашистскую карательную экспедицию.
После этого Таран был направлен с эскадрильей в Крым на помощь крымским партизанам. В Крыму и позже, на других фронтах, он не раз применял взлёт с одной фарой.
Когда шли бои за форсирование Днепра, эскадрилья Тарана сбрасывала десанты наших войсковых частей и подвозила им боеприпасы. Аэродром, где базировались самолёты, подвергался ежедневно бомбёжкам. Тогда-то Таран вновь применил свой способ. Одна за другой поднимались в воздух громадные машины, озорно сверкая одной фарой. Фашистские бомбардировщики удирали, уверенные, что взлетают истребители.
– Как дела? – спрашивал по телефону Тарана генерал-майор авиации.
– Нормально, работаем, – спокойно отвечал Таран.
К Новгороду подходили фашистские войска. Впереди, расчищая дорогу своим полчищам, шли танковые части. Надо было их остановить!
В жаркий летний день 1941 года лётчику Фроловскому было дано задание: загрузить самолёт бутылями с противотанковой жидкостью и доставить их нашим передовым частям.
Груз был очень срочный, только на самолёте можно было его доставить быстро.
Все меры предосторожности были приняты. Между бутылями, запакованными в ящики, лежали мягкие прокладки. При погрузке находился специалист-химик.
…Самолёт поднялся в воздух.
Фроловский, полный внимания и напряжения, сидел за штурвалом. Дверь из пилотской кабины в пассажирскую была открыта. Фроловский, беспокоясь, время от времени оборачивался назад: «Что там с грузом? Всё ли в порядке?»
Никто не заметил надвигающейся беды: от высокой температуры воздуха в самолёте из одной бутылки выскочила пробка и жидкость медленно стала вытекать…