— А где картограф? Что ж вы его одного оставили?
Она покраснела, но глаз не опустила.
— Он спит. Он здесь, вместе с Марко Мариновым. Оба спят.
— Я просто так спросил, случайно, — сказал Андрей.
— Ничего, — улыбнулась ему девушка. — А вы помните, что в студенческие времена мы были с вами в одной ремсистской[5] группе?
— Давно дело было. Не помню.
— Вы кончали, а я только что поступила на первый курс.
— Давно дело было, — повторил Андрей.
— А я с тех пор вас помню, — сказала она и опять покраснела. Сейчас она еще больше была похожа на школьницу, которую вызвали отвечать.
Андрей молчал. Он все искал хорошие слова и все не находил их.
— Я ходила на все матчи, когда вы играли, — сказала она.
— И хорошо делали. Футбол — интересная игра.
— Но я не люблю футбола. Так и не полюбила.
— И я к нему остыл, — соврал Андрей.
Поезд постепенно замедлял ход, потом остановился на какой-то маленькой станции.
— До Пловдива два часа, — сообщил старший лейтенант, проходя мимо них. Откуда-то выскочила девушка с мальчишечьей прической, и он устремился к ней.
Снаружи, по другую сторону вагона, кто-то громко свистнул. Паровоз ответил коротким хриплым воем. Этот вой на миг разбудил ночь, он как будто предупреждал ее: должно случиться что-то важное.
И поезд снова помчался вперед.
— Скажите мне откровенно, — продолжала лаборантка, — скажите мне, есть что-нибудь верное в тех слухах, которые о вас ходят? Я ваш товарищ со времен РеМСа, вы ничего не должны от меня скрывать.
— Хорошие были времена, — грустно улыбнулся Андрей.
Они помолчали. Старший лейтенант и девушка с синичьими глазками тихо разговаривали в другом конце коридора.
— Может быть, я не должна была вас об этом спрашивать, — добавила лаборантка.
Она завернулась в свой потертый жакетик, как будто ей вдруг стало холодно.
— Не обращайте внимания на слухи, — сказал Андрей.
— Но говорят, что вы обманули инженера Спиридонова какой-то фальшивой схемой. Будто бы вы открыли, — она запнулась, — открыли... один редкий минерал, а оказалось — это выдумка.
Он наклонился к ней. Глаза у нее были ясные, и в зрачках таились страх и ласка.
— А вы как думаете, — спросил Андрей, — похож я на очковтирателя?
— Нет.
— А на мошенника?
— Что вы говорите!
— Это все.
— А слухи?
— Если они вас забавляют, слушайте. Ваша воля.
Она смотрела на него сияющими глазами.
— Вам безразлично, что о вас говорят?
— Мне все равно, — второй раз соврал Андрей.
— Как вам может быть все равно! — Она укоризненно покачала головой. — Вы ведь коммунист, вы должны дорожить чистотой своего имени. Разве я должна вам об этом напоминать?
— Есть вещи, которые от нас не зависят, — сказал Андрей. — Например, я знаю, что я не мошенник, а люди говорят — нет, ты мошенник. Как мне их разубедить, если обстоятельства сложились так, что я действительно выгляжу лжецом и очковтирателем? Я не создавал этих обстоятельств, они возникли не по моей воле, к тому же мне совершенно непонятно, кто их создает и кто за ними скрывается. Как и с кем мне бороться?
Он прислонился к двери и долго молчал. Было холодно, в открытое окно врывался ветер, но на лбу у Андрея выступил пот. Он машинально поднял руку и расстегнул ворот рубашки.
— Вам очень тяжело? — спросила девушка и тихонько добавила: — Как вам помочь?
Этот робкий и нежный голос заставил его вздрогнуть. Есть на свете человек, который не насмехается над его несчастьем, а доверчиво предлагает ему дружбу и помощь. Он посмотрел ей в лицо, и оно показалось ему самым красивым на свете. Он готов был поцеловать ей руки, эти маленькие руки с тонкими длинными пальцами, смущенно теребившими полы шерстяного жакета.
— Спасибо тебе, — сказал он. — Спасибо за добрые чувства.
— А тебе спасибо за то, что ты заговорил со мной на «ты», — сказала она.
Они помолчали, с улыбкой глядя друг на друга.
— Ты знаешь, что самое важное для центра нападения?
— Оттягивать среднего полузащитника в глубину и оттуда...
— Слишком сложно! — прервала его она. — Самое важное для центра нападения — вести вперед, атаковать, непрерывно бороться за победу своей команды. Это требуется сейчас и от тебя, товарищ центр нападения! Атаковать, бороться за чистоту своего имени, возвращать потерянное доверие. Не пожимать плечами и не говорить «мне все равно». Если тебе было не все равно, когда ты боролся за победу «Академика», как же необходимо воевать и бороться за победу теперь, когда дело касается такого большого открытия, — она понизила голос, — берилла!