— Эмм, вы не боитесь так оставлять?
— Хах, парень, а кому? Деревенские боятся заходить так далеко в лес, да и ко мне подходить тоже.
— А путешественники?
— Ночью? Ночью, здесь бродит только ветер. И трупы. Когда как.
— Ну да…
Пройдя в избу, Фенрис показал парню где можно положить вещи, умыться и поесть. Для ночлега он освободил свою кровать, сказав, что будет спать на воздухе. Они ни о чем не разговаривали, поэтому, как и раньше, стояла тишина. Но эльф явно о чем-то задумался, а Брей никак не решался спросить о чем. Когда парень доставал свои медицинские принадлежности на кухонный стол он вдруг сказал:
— И почему я не изучал целительную магию…
— Да, это сейчас бы пригодилось.
При этих словах Брей обернулся, и увидел, как старик развязывает бинт на ноге. Было видно уже половину ноги, но не видно живого места. Казалось, она была по колено вся черная. Лишь в некоторых местах, в отблеске свечи, виднелись серые линии.
— Простите, эм, что у вас с ногой?
— Последствия. Ты же, как говоришь, уже хорошо знаком с биографией Мириам? Так, вспоминай, при каких обстоятельствах я с ней встретился, — пока Брей вспоминал, эльф продолжил перевязку, как ни в чем не бывало. Но взгляд у него стал печальным, затуманенным.
— Ну, вы были беглым рабом тевинтерского магистра Данариуса, который…. Хотите сказать это от лириумного клейма?
— С возрастом, как мне объяснили, кожа становится более восприимчива к воздействиям извне.
— И лириум, как тяжелый элемент, стал въедаться в кожу?
— Началось все это лет десять назад, вроде. Некоторые части тела успели спасти, да вот только не все.
— И…вам не больно?
— Ко всему привыкаешь.
— А как вы…вы сказали, что вам удалось как-то спасти основные части тела? К кому вы обращались?
— Да, я…был тогда в Вольной Марке. Хотел закончить некоторые дела. Но, начались загнивания, и я вспомнил парнишку, которого спасла Мириам. Он был сновидцем. Жил в Тевинтере. Он и помог мне, в какой-то степени.
— А каким образом?
— Вывел лириум. Оттуда, где он еще не растекся.
— Это как-то повлияло на вашу дальнейшую жизнь?
— Хмм, ну…тот паренек говорил, что не даст мне и больше пяти лет. Наверное, он бы сейчас удивился.
— Пять лет? Почему так мало?
К этому времени, эльф уже успел перевязать ногу. Когда он хотел снять рубаху, запрокинув руки вверх, его лицо вдруг исказилось и он, поддерживая левой рукой правую, медленно их опустил. Брей ринулся помочь. Эльф, нехотя повернулся к нему лицом. Когда парень снял рубаху со старика, он увидел, что у него был перевязан плечевой сустав. Бинты были серыми, скорее от старости, ничем не пропитанные. Под ними он обнаружил сухую, потрескавшуюся, огрубевшую, и абсолютно, как цвет угля, кожу. Только вокруг расходились серые круги, напоминающие паутину. Парень не хотел долго рассматривать эту рану, дабы не смущать себя и старика, но пальцы сами потянулись потрогать кожу, на границе клейма.
— Парень, руки не распускай.
— Простите! — Брей отдернул руку. — Я видел такой же ожог у миледи Левеллан на руке, где была метка. Включилось чистое любопытство.
Парень рассмеялся своей неловкости и уже с серьезным лицом стал помогать дальше, надеясь, что его выходку не воспримут как-то не так. Но увидев краем глаза, мелькнувшую улыбку на лице эльфа, Брей вздохнул свободно. Почему-то от одобрения этого пожилого, хмурого и неприветливого мастера на душе становилось приятно. Потом старик, не без труда, но самостоятельно, надел свою куртку и вышел на улицу, разводить костер. А парень остался в избе, занявшись своей рукой, и немного размышляя над тем, что уже было сказано, и что можно сказать.
Перебинтовавшись, умывшись и подготовив место ко сну, Брей наконец выпрямился и осмотрел дом отшельника. Он был незаурядным. Снаружи дом казался большим, но внутри умещал в себя лишь кухню, совмещенной с прихожей, и еще меньше комнату рядом — спальню старика. На кухню, как и в спальню, выходило всего одно окно, занавешенное старым, грязным тюлем. На кухне по стенам висели засушенные травы, из столовых приборов были лишь две деревянные тарелки с ложками и котелок. По середине стоял потертый почти квадратный стол с тремя стульями. «Видимо, сюда кто-то, когда-то все-таки заходил». Само по себе, помещение несло ощущение серости, но не обыденности. А спальня, так и вовсе была темней кухни и походила на темный угол мышиной норы. Казалось, если здесь и живет кто, то только призрак.
Была глубокая ночь, когда Брей вышел на улицу, но было невероятно светло. Луна освещала всю опушку так, что костер поодаль от могилы не вписывался в картину. Ночь была теплая, а небо ясное. Над головой виднелись миллиарды звезд. Брей сбросил с себя серость дома и подумал: «Сегодня все-таки выдался хороший день!». Фенрис сидел возле костра на стуле, стоявший ранее возле могилы. Присмотревшись, парень заметил длинные и глубокие борозды на земле. Видимо это был след, где тащили этот самый стул. От чего Брей удивился на сколько он был тяжелым, и на сколько старик не щадил себя:
— Почему вы не осторожны со своим телом, раз оно в таком плачевном состоянии?
— Потому что мне уже все равно, солдат.
— Вас больше ничего не держит в этом мире? — на что старик отреагировал странно: сначала повернул голову с улыбкой, а через мгновение она исчезла, уступив место скорби.
— Я…кхм, думаю, что…так и есть.
— Но вы не уверены?
— Нельзя быть полностью уверенным в чем-либо.
Брей, помялся еще пару минут, и пока размышлял над следующим вопросом, подошел к костру и сел напротив старика:
— Вы часто ссорились с Хоук?
— Конечно.
— Вы так спокойно сказали об этом. Почему?
— Если мы любили друг друга, это не означает, что мы не могли спорить и расходиться во мнении. Любовь — это то чувство, ради которого ищешь компромиссы. Этому меня научила Мириам. — Брей заметил, что сейчас мрачность старика совсем улетучилась, сменившись на возрастную мудрость.
— А по какому поводу ваши мнения расходились?
— Да почти по каждому. Помню, мы даже как-то повздорили о том, какие Хоук-младшему надевать носки. Когда мы осознали, какой темой является наш спор, сначала встали в ступор, а потом разошлись в истерике.
— Подождите, Хоук-младший? То есть Карвер Хоук?
— Ха-ха…да. У него было свидание. И Мириам вмешалась, скажем, в подготовку к нему.
— И как же он отреагировал на такое вмешательство?
— Как обычно. Наорал на нее и на меня за компанию. Ну, Мириам тогда это уже не мешало. У меня она научилась не слушать всякого рода глупости.
— И как же вы уживались с ней?
— Поначалу, она сглаживала все углы. Для меня это было в новинку. А она с семьей была всю жизнь. Она умела заботиться. А потом, научился и я. В этом оказалось ничего сложно, когда любишь и чувствуешь, то тепло, что тебе отдают, — почти все это время на лице эльфа проступала мягка улыбка, а глаза, пусть и были затуманенными от воспоминаний, но сейчас были чуточку ярче. Отчего парню больше не хотелось задавать вопросы, но они сами вырывались рекой:
— Бывали критические моменты, когда вы думали, что у вас не получится справиться с семейными правилами быта?
— Хмм, такое мы быстро забывали…. Кажется, когда мы только ушли из Киркволла, было тяжело. И потом еще какое-то время, перед ее уходом к Инквизитору. Тогда, вмешалась ее чертова интуиция, что вгоняла ее в депрессию.