Сознание существа, что ещё совсем недавно было эльфийским магом, действительно погасло, но борьба его была не напрасна. Насытив Тень своей силой, своими эмоциями, чувствами, он создал заготовку. Слабую, шаткую и бесполезную… в обычной ситуации, но его ситуация не была обычной. Не каждый день в душу смертного пытается втиснуться сущность полноценного Бога. Души впечатывались друг в друга, горели и… сплавлялись. Лёгкая и безумно вкусная добыча для любого обитателя царства снов, но выплеснутая вокруг мощь послужила защитой от примитивных падальщиков-виспов и отпугнула тварей разумнее, к тому же выступила своеобразным флюсом и инертной средой одновременно, сдавливая и сковывая образовавшуюся из двух душ спайку. Спайку смертного и Бога. В подобных условиях у той части, что принадлежала смертному, будь он хоть трижды магом, сохранить своё «я» не получилось бы, но… ему вновь повезло. Смертный отчаянно желал жить, хоть и вопреки голосу своего разума, а Бог — столь же горячо хотел умереть, и у него в этом не было конфликта с собой. И Фэйд содрогнулся, приветствуя рождение новой сущности. Удар из нереальности был столь силён, что отразился и на материальном мире — зелёный огонь затмил половину неба, а Завеса заскрипела и застонала, истончаясь. Ещё долгие годы после событий этой ночи форт Дракона будет считаться «нехорошим местом», да и Денерим по своим мистическим свойствам вплотную подойдёт к Бресилианскому лесу — к вящему неудовольствию жрецов Андрасте. Но это будет позже и не здесь. Сейчас же стоит взглянуть на новорождённую сущность, что взрывом энергий внутри Тени была отброшена в загадочные глубины этого странного измерения…
Глава 1
Первыми зашевелились воспоминания, замелькав перед глазами бессвязной мешаниной разрозненных картинок. Залы с кроватями учеников, заросли Бресилиана, руины Остагара и рыночная площадь Денерима, старый имперский тракт и узкие лесные тропы, лицо то и дело сбивающейся с мысли крестьянки Аллисон, выспрашивающей у меня про капканы в Лотеринге, раздражающая ухмылка Алистера, в очередной раз начинающего выпендриваться тупыми шутками вместо прямого ответа на простой вопрос, и подозрительный взгляд Митры, не желающей проводить незнакомцев в лагерь её клана…
Воспоминания сменяли друг друга непрерывно и быстро, как стрелы из-под руки мастера-лучника, и не задевали ничего внутри. Они повторялись и искажались, заменяя реальные картины фантасмагоричными абстракциями, и вновь показывали правду, чтобы сразу переключиться на новую тему. Сколько это длилось, я не знал. Могло минуту. Час. И сутки. И неделю… Просто в какой-то момент заметил, что уже осознаю увиденное и даже анализирую образы, иногда задерживая на каком-то внимание. Стоило этому произойти, как сознание встряхнулось, и поток картинок перед глазами прервался. Теперь память начала работать нормально, и пусть медленно и вяло, но я смог собраться и открыть глаза.
Вокруг раскинулась мутная белёсая пелена, почти рефлекторно опознанная как пространство Фэйда. Стабильных островов земли видно не было — я висел в пустоте, смутно ощущая скользящие вокруг потоки энергии. Ни теневых порталов, ни ориентиров, даже Чёрного Города, который якобы можно углядеть с любой точки Тени, я не видел. Полное аморфное ничто, не затронутое ни Волей демонов, ни образами снов смертных.
Долийцы верили, что в Фэйд уходят души мёртвых, и, видно, так оно и было, ведь я совсем не чувствовал связи с материальным телом, даже того тоненького, невесомого волоска, в который она превратилась, когда мою душу затянуло в ловушку демона Праздности при очищении кишащей одержимыми Башни Круга.
Смерть…
Наверное, мне стоило рассмеяться, ведь я всё-таки умер как герой, одновременно сбежав от всех, кто видел во мне один только инструмент. Выполнил свой план, сломал игру Флемет, ради которой та подкинула мне дочку, избежал позора унижения, что непременно ждал бы меня в круговороте послевоенных интриг и интересов знати, да ещё и некую форму существования сохранил, сумев реализовать даже тот малодушный, трусливый порыв, охвативший чувства в самом конце. Это воистину стоило хорошего полуистеричного хохота.
Но смех не шёл.
Я всё ещё помнил, как в мою душу ввинчивалась сущность Архидемона, помнил отголоски его мыслей, чувств, знаний. Теперь, когда у меня было время нормально подумать, я смог их осознать, как не осознал тогда. Уртемиэль подыгрывал — всю войну он управлял Мором максимально неэффективно, замедлял его продвижение, позволял отступать беженцам, выбирал для сражений наилучшие для противника условия. Он ненавидел то, чем его сделали, но не мог не подчиниться Скверне — этой заразе, извращающей разум и тело под стать самой изощрённой магии крови. Он не знал этого точно, но был уверен, что и его предшественники поступали так же — исполняли навязанные приказы, но самым глупым и неэффективным образом, боролись с чужой властью и сами помогали себя убить… Сами дали Серым Стражам в руки способ своего убийства.