— Мне жаль.
— Жаль? — Шивана вскинула голову, и ее глаза вспыхнули ярче обычного, поймав отражение пламени костра. — Отец был всегда добр ко мне, любил меня. Я тоже его любила, и до сих пор скорблю о его смерти. Но он был драконом, Джарван. Не хуже прочих, но и не лучше. Он считал людей своей добычей, охотился на них и убивал. Всю жизнь, кроме последних лет, когда мы прятались от Иввы. Тогда он их не трогал, но вовсе не потому, что жалел — не хотел привлекать к нам внимание.
— И все равно, мне жаль, что он погиб, — повторил Джарван.
— Как знаешь, — Шивана подбросила веток в огонь и чуть тише добавила:
— И спасибо.
— Как долго вы прятались?
— Много лет. Всю мою жизнь: перелетали с места на место, старались нигде не задерживаться. Но это было хорошее время, хорошая жизнь — лучше, чем можно подумать. Нас было двое против всего мира, против Иввы, которая пыталась нас выследить — но мы были вместе. Отец учил меня, как быть драконом, рассказывал про наши традиции, наши клятвы, как будто действительно верил, что однажды мы сможем вернуться.
— А кто научил тебя, как быть человеком?
— Что?
— Ты говоришь на нашем языке, — пояснил Джарван. — И явно имела дело с людьми до того, как принесла меня в ту деревню. Вот мне и стало любопытно, где ты всему этому научилась.
— Когда я немного подросла, я стала выходить к людям, — Шивана улыбнулась, явно вспомнив что-то приятное. — Там, где мы жили, спокойнее относятся к необычному. Отец крал для меня одежду: только представь, древний дракон в ночи налетает на деревню, чтобы похить главное ее сокровище — веревку с чистым бельем.
Джарван представил — и рассмеялся. Шивана снова улыбнулась, и продолжила:
— Приняв человеческий облик, я пряталась возле поселений и наблюдала за тем, как там живут. Если меня находили — убегала, но однажды не успела и несколько недель прожила с людьми. Меня приняли за беженку-сироту, отдали какой-то женщине, она заботилась обо мне и приглядывала, чтобы я не пропала. А я боялась, что отец будет меня искать и нападет на деревню.
— И что случилось?
— Ничего. Я смогла сбежать, отыскала отца и мы улетели оттуда. Просто в следующий раз я была осмотрительнее.
— Повезло, — усмехнулся Джарван.
— Да, — согласилась Шивана. — Им повезло. Отец был рядом, знал, что я в порядке. Но если бы со мной что-то случилось, он бы не стал их жалеть.
На несколько минут у костра воцарилось молчание, но тишина была неприятная, гнетущая. В воздухе будто висел невысказанный вопрос. Наконец Джарван решился.
— Шивана, я не хочу тебя обидеть, но я должен спросить. Ты когда-нибудь…
— Убивала человека? — закончила за него Шивана. Джарван кивнул, но она этого не заметила, потому что снова смотрела в огонь.
— Я не знаю, Джарван. Я правда не знаю. Я… я помню пламя и чьи-то крики, но не помню, где это было и почему. Может быть, кто-то погиб тогда. Может быть, по моей вине. Это что-то меняет?
— Нет, — твердо сказал Джарван. — Это осталось в прошлом.
Плечи Шиваны расслабились, она подтянула под себя ноги и посмотрела на небо. Нахмурилась
— Уже поздно, — сказала она. — Не хочется заканчивать вечер на такой ноте, но надо бы отдохнуть — завтра опять лезть в это дурацкое седло.
— Согласен.
— Моя смена первая!
Спорить Джарван не стал — ему было все равно, когда караулить. Когда он уже забрался под одеяло, Шивана встала вышла из круга света костра.
— Куда ты? — спросил Джарван, приподнявшись на локте.
— Пригляжу за тобой сверху, — ответила Шивана. — Хочу полетать напоследок.
Джарван кивнул. Все верно — в столице ей придется все время находиться в человеческом облике. Должно быть, Шивана будет сильно скучать по небу.
— Тебе не обязательно уходить, — сказал Джарван. — Я же уже видел, как ты превращаешься.
— Вещи жалко, — усмехнулась Шивана. — Я могла бы их снять перед трансформацией — но ведь у людей не принято ходить без одежды. Сам же говорил, мне пора привыкать к человеческим традициям.
Шивана ушла, но ее смех еще долго звучал у Джарвана в ушах. А когда он стих, звезды над его головой на несколько секунд затмила огромная тень: Шивана прощалась с небом.
========== Часть 8 ==========
Свет и камень, камень и свет.
Белоснежные стены рвались в небо, колоннады и здания — величественные, монументальные — прочно покоились на петрицитовых плитах, до блеска отполированных тысячами ног. Все здесь кричало о древности и могуществе, казалось, этот город слишком велик, слишком прекрасен, чтобы быть построенным слабыми человеческими руками. Столица Демасии не просто поражала, она подавляла.
Даже в самые сумрачные осенние дни город будто сиял. Хватало единственного солнечного луча, пробившегося сквозь плотный слой облаков, чтобы свет, отраженный от бесчисленных полированных поверхностей, безжалостно высветил — и выжег — любую грязь, по неосторожности попавшую в Демасия-сити.
Шиване казалось, что каждую минуту на нее направлены десятки прожекторов и сотни взглядов, от которых было негде спрятаться. «Тебе здесь не место», — говорил этот город. — «Убирайся, откуда пришла». Шивана назвала Демасию своим новом домом и поклялась ее защищать, но здесь, в самом сердце страны, она чувствовала себя грязной, искаженной, неправильной. Шивана не принадлежала этому месту, не была его частью — и вряд ли когда-нибудь сможет ею стать.
Хуже всего было то, что она не могла сбежать. Шивана никогда не думала, что будет скучать по Ренуоллу, но отсюда, из этого царства камня и света, маленькая крепость, затерянная лесах, казалась ей едва ли не уютной. Там она тоже чувствовала себя пойманной в ловушку, но в Ренуолле у нее было то, чего так отчаянно не хватало здесь: у нее была свобода.
Назначение в королевскую гвардию, ее награда за избавление страны от чудовища, обернулось настоящим наказанием. Шиване отчаянно хотелось хоть на несколько дней вырваться из города, но она была по рукам и ногам связана плотным расписанием постов и караулов. Ответственность и верность своему слову удерживали ее крепче любых веревок.
Каждый день превращался для нее в пытку: неподвижное стояние на посту сводило ее с ума, застегнутый на все пуговицы мундир не давал как следует вздохнуть. В каждом, брошенном на нее взгляде Шивана чувствовала неприязнь, и хуже, чем эти взгляды, была только неприкрытая ненависть и презрение со стороны остальных гвардейцев. Служить в гвардии было честью — честью, которой она была не достойна.
По вечерам, закрывая глаза в своей кровати, Шивана чувствовала как каждое перекрытие казарменных зданий и каждый каменный блок высоких стен дворцового комплекса давят ей на грудь. Иногда среди ночи она просыпалась, судорожно глотая воздух, которого ей так не хватало: здесь, в столице, Шивана попросту задыхалась.
Все свободное от служебных обязанностей время она проводила, поднявшись на крепостные стены. Только там чудовищное давление города хоть немного отступало и она чувствовала, что снова может дышать. Шивана устраивалась между зубцами стены, свешивала ноги вниз, радуясь ощущению воздуха под ступнями и подставляла лицо свежему ветру. Городские стражники, натыкавшиеся на нее во время обхода, не смели лишнего слова сказать приближенной принца и оставляли ее в покое. Их недоверие и неприязнь Шивана даже не замечала — это было лишь бледной тенью того, что ей приходилось испытывать во время службы.