Лоб ко лбу, тонкая бусинка пота стекает по виску, невесомо обводя ключицу, стекая по ложбинке вниз, на подрагивающий животик. Ты откидываешься назад на вытянутых руках, подставляя грудь под мои сбивчивые поцелуи, дрожа в подступающей разрядке, кусая губы, раскрываясь, сильнее влажнея, призывая меня наслаждаться тобой сполна.
— Влад, — шепчешь ты, вновь приникая ко мне, обнимая за плечи, целуя, сводя меня с ума ответными движениями бёдер.
Я слышу, как ты замираешь, дрожа всем телом, пульсируя вокруг моей плоти, на мгновение запрокидывая голову назад, потом крепко обнимаешь, шепча на ухо что-то нежное на языке из нашего далёкого прошлого, но в этот момент ничего плохого не вспоминаю, ты прогнала всех призраков (настоящих и пригрезившихся) из моей души, заполнив её ярким солнечным светом.
Ускоряюсь, ощущая твоё горячее дыхание на моей шее. Слегка прикусываешь кожу на ней, и теперь приходит моя очередь гореть и не сгорать в твоём огне, в тебе, получать удовольствие от того, что ты моя безраздельно, что ты выбрала меня, мою землю, мою веру, мой народ, разделила мои трудности, стала частью меня: частью, которую я не смогу отнять от себя никогда, ты где-то настолько глубоко, что тебя не вырежет даже самый искусный врачеватель.
Движения становятся рваными, на пределе, балансирую, но всё же срываясь в аллюр, притягиваю тебя, сжимая талию, дрожа всем телом, так глубоко в тебе… Оба замираем. Мои глаза закрыты до цветных кругов. Ласки ленивы… Лёгкие поцелуи… Не в силах оторваться друг от друга, успокаивая дыхание.
— Я думала, что дети никогда не отпустят тебя, — говорит Лале буднично, поглаживая мою спину.
— Михаил подрос, — тоскливо замечаю я, целую тебя в висок и помогаю спуститься на пол.
Отпускаю тебя и подхожу к столику с вином, делаю несколько шумных глотков прямо из горлышка, с тоской поглядывая на посуду, в страсти раскиданную по полу. Ты смеёшься и подходишь, мягко обвиваясь тонкими руками вокруг торса. Улыбаюсь и целую тебя в нос, затем обращаюсь к луне.
— Тебя не было почти год, — в голосе нет упрёка, ты не смогла бы, ты знаешь, что я делаю всё необходимое для своего народа, хотя мои методы и скрыты от тебя.
Вздыхаю так, что ты лишь сильнее сжимаешь меня в своих объятиях. Ты молчишь, крепко обнимая меня, а луна заливает нас своими лучами, щедро делясь своим серебром. Наши голоса взаимных признаний тонут в её мягком свете, как и ночь, укрывшая нашу любовь от посторонних глаз.
Окрестности вблизи замка Влада Дракулы. Несколько недель спустя.
Внимательный взгляд Аслана по сторонам, а я усмехаюсь: старинный друг хорошо знает свою работу, я доверяю ему, как себе самому, отдав под покровительство церкви и охрану ордена, прелатом которого он является, жену и детей. Орден Льва и Орла представляет из себя не вооружённое формирование, а, скорее, приверженцев религии, хотя с приходом туда друга многое изменилось, монахи стали владеть и оружием, молитва перестала быть единственным оружием против зла. Хотя поможет ли она, когда настоящий ощутимый враг придёт на наши земли? Я тогда не ведал ещё, что враг совсем рядом.
Из раздумий меня вытягивает звонкий голосок старшего сына. Улыбаюсь, видя, как он пытается быть похожим на меня в походке, осанке, в словах. Он горд не по годам, сын своего отца.
— Отец, — подбоченясь, обращается он ко мне, ручка на импровизированном мече, — когда ты уже возьмёшь меня с собой в поход?
Мой быстрый взгляд в твою сторону, ты улыбаешься и пожимаешь в недоумении плечиками. Аслан смотрит на мальчика по-доброму, Раду усмехается в бороду.
— Воин растёт, мой господин, — громогласно говорит мой воевода Димитрий.
— Значит, в следующую весну возьмёшь его в лагерь, на тренировки, — коротко объявляю я. — Готов, Михаил?
У мальчика дыхание замирает, а в карих глазах, так похожих на материнские, загораются тёмные звёзды. Смотрю на жену. Ты задумываешься, печаль отражается в глубине темных глаз, знаю, что меньше будешь видеть сына, но смиряешься, понимая, что это его будущее — путь воина и защитника.
— А меня, батюшка? — подаёт голос младший.
— Ну уж нет, мой сладкий мальчик останется пока со мной, — произносишь ты, моя госпожа, и захватываешь сына в тёплые объятия, — мама не отпустит Михню.
Мальчик силится вырваться из твоих крепких объятий, мужчины тактично молчат, а старший сын бессовестно хохочет, видя, как мальчик краснеет, злится и старается изо всех сил не заплакать от досады одновременно. Ты отпускаешь сына, тот отряхивается и отходит от тебя на достаточное расстояние, с надеждой глядя на меня своими голубыми доверчивыми глазами.
— Ты нужен матушке, а иначе кто защитит её? Меня часто не бывает, ты нужен здесь, сын, — говорю я и преклоняю перед ним колено, смотря прямо в его лицо, — ты обещаешь беречь нашу госпожу?
— Да, — благоговейно шепчет тот, он бросается мне на шею и сжимает своими ручонками неожиданно крепко и цепко.
— У тебя сильные руки, сын, — шепчу, — настоящий воин.
Он отрывается от меня и смотрит уже приободрённо, во всём не уступает брату. Конфликт исчерпан. Аслан занимает мальчиков, а я подхожу к тебе, Лале.
— Спасибо за детей, — благодарю шёпотом, целуя в висок, ощущая, как млеешь под моими руками, нежно обнимающими тебя за талию.
Отрываюсь от тебя и подхожу к Аслану, мы успели вчера перекинуться парой слов, не более.
— Спокойно? — спрашиваю его, замечая, что зелень глаз тревожна.
— В лесах пропадают люди, — говорит он, внимательно глядя на меня.
— Разбойники виноваты?
Аслан медленно мотает головой. Вижу его таким впервые. Что-то гложет друга.
— Можешь рассказать мне всё, — говорю, сжимая его плечо.
— Эти леса скрывают намного больше, чем мы думаем и знаем о них, — говорит он и, видя скептицизм в моих глазах, тут же продолжает: — Мы продолжаем находить мертвых без единой капли крови в теле.
— Стригои? — усмехаюсь я. — Снова байки отца Иллариона?
— Я видел своими глазами, Влад, — мужчина бледнеет, хотя он храбр, как лев. — Та сила, что скрывается в лесах, она смертоносна. Турки, наш народ, ещё кто-то — ей всё равно, этой мощи нужна лишь человеческая плоть, кровь, Влад, ты меня знаешь, я бы не стал пустословить… И да, я думаю, это вампир, древнее зло.
— Аслан, я ни минуты не сомневаюсь в твоих словах, но всему есть разумное объяснение, я очень рад, что ты обучаешь монахов искусству драки на мече, потому что это эффективнее в борьбе с врагами, нежели молитва… Враги во плоти — вот кому мы должны противостоять.
— Бывают такие враги, что не поможет даже самый острый меч, — он растерян оттого, что я не верю ему.
— Спасибо, что ты со мной и что ты уделяешь моим детям больше внимания, чем я сам, — ловлю его взгляд, который печально проходится по твоей фигуре, поджимаю губы.
— Это мой долг, — коротко произносит он, опуская глаза.
Киваю и ещё хочу спросить его, как тишину окрестностей нарушает конский топот. К нам подлетает встревоженный слуга и, спешиваясь, преклоняет колено.