— Много ли их? — конечный вопрос и взгляд господаря на докладчика.
Тот сглотнул и невесёлым взглядом обвёл всех присутствующих, кто-то из бояр повесил голову. Влад тяжело вздохнул, и его зубы скрипнули.
— Их больше нас минимум в два раза, — промолвил тот, стараясь выровнять свой задрожавший на миг голос.
Князь переглянулся с Асланом и Раду, Димитрий задумался, а Илларион неожиданно заговорил:
— На дальних рубежах есть монастырь, он достаточно вместительный, чтобы там могли спрятаться все, кому нужна будет помощь, он укреплён неприступными горами, чтобы добраться до него, надо уметь летать, ну или знать потайной ход.
Димитрий встрепенулся:
— Мы спрячем там женщин и детей, а сами встанем на подступах, пусть сожжёт все деревни, разрушит город, но мы не сдадимся…
— Я распоряжусь об обозах с продовольствием, — задумчиво протянул Раду, видимо, уже начиная строить планы по исполнению предложенного.
— Я соберу всё боеспособное население и вооружу их, мы расположимся на выгодной территории и будем ждать, в условиях, когда османская армия превышает нас как минимум в два раза, это самое выгодное, используя фактор внезапности, мы сможем положить в первое время больше воинов, чем если бы это было в условиях очевидности, — Аслан решительно выдохнул.
— А я организую сбор всех в этом монастыре, нам надо как можно скорее уйти туда, - произнёс церковник.
— Добро, — проговорил Влад и, взглянув каждому приближённому в глаза, добавил: — Вы должны понимать, что от слаженности действий будет зависеть жизнь наших близких, а любое разглашение сведений безжалостно караться.
Бояре и воеводы кивнули.
— Отец Илларион, благодарю Вас за помощь в столь тяжёлые времена, — Влад чуть кивнул головой.
— Помощь Церкви — это вера и дела, вера воплощается в молитве, а дела — в конкретных поступках, у монастыря есть запасы еды и неисчерпаемые запасы питьевой воды, если Вы подвезёте ещё и продовольствие, то осада может длиться месяцами, и все будут чувствовать себя прекрасно.
Влад вновь кивнул, теперь только глубже.
— Есть ещё один способ решить вопрос безопасности твоей семьи, брат, — предложил Раду.
Влад озадаченно взглянул на него.
— Спрятать Елизавету и детей, — произнёс мужчина, уточняя.
Цепеш задумчиво потёр подбородок, но ничего не ответил на это своему родственнику, только лишь бодро добавив, обращаясь ко всем доверительным тоном:
— Сделаем всё для того, чтобы спасти Валахию, её народ, наших детей, нам отступать нельзя, если не мы, то никто…
Покои Влада и Лале. Вечер.
— И жили они долго и счастливо, — проговорила Лале и сдержала улыбку, когда увидела, как личико её старшего сына вытянулось в предвкушении счастья, что всё хорошо в этой сказке закончилось.
Михня спал, повиснув на её руке. Женщина кинула взгляд на мужа, сидевшего в кресле напряжённым, мрачным, раздумывавшим, будучи где угодно, но только не с ними в одной комнате. Михаил встал, немного потянулся и поцеловал мать.
— Спокойной ночи, матушка, — сонно проговорил он и подставил голову для благословения, тут же получая его.
С некоторой насторожённостью старший подошёл к отцу, боясь разрушить уединение того. Его тонкие пальчики коснулись крепкой руки мужчины. Влад вырвался из пелены тяжёлых мыслей и с улыбкой взглянул на сына, неожиданно притягивая его к себе настолько сильно, что у Лале зашлось сердце, навсегда поселив там тревогу.
Старший сын не стал сопротивляться, как обычно, а словно бы вжался в сильные объятия отца сам. Влад приласкал его голову, погладив по непослушным каштановым кудрям. Затем встал и подошёл к жене, белая льняная рубашка была распахнута на вороте, а чёрные узкие брюки не сковывали движение. Он освободил её руки, беря на свои Михню, тот лишь невнятно что-то пробормотал, так и не открыв глаза. Лале встала и почувствовала лёгкое головокружение, задержавшись руками за спину Влада, тот обеспокоенно обернулся и, наклонившись к её лицу, оставил поцелуй на сладких губах, так же быстро обернувшись к улыбающемуся сыну.
Лале в задумчивости переоделась и в одной тонкой рубашке села за туалетный столик. Её изящные узкие ладони нашли гребень, под плавными движениями рук волосы распушились, а немудрёное занятие принесло немного облегчения.
«Что, если Мехмед победит, это вероятно, возможно, пощадит ли он хотя бы своих племянников? — пробежала у неё ужасная мысль, которая заставила сердце биться чаще, из глаз прокатились две дорожки слёз. — Влад не должен видеть, не хватало, чтобы он ещё и этим был подавлен».
Она смахнула влагу со щёк, и вовремя. В зеркале она увидела отражение мужа, несколько шагов, и он стоял возле неё. Тёплая ладонь легла на шею, чуть сжав её, рождая в теле отзыв на лёгкую ласку. Он встал сзади на колени, положив подбородок на плечо женщины, и спросил у неё в отражении:
— Раду предложил укрыть тебя и детей в Европе на тот случай, если…
Лале побледнела и положила расчёску на стол, сфокусировав зрение на ней, собираясь с мыслями, затем вновь воззрилась на него:
— Никто из нас не хотел бы разлучиться с тобой, — тихо, но тем не менее твёрдо произнесла она. — И доверяешь ли ты хоть одному европейскому королю?
Резонные слова жены заставили задуматься. Влад, обернув руки возле её тонкой талии, сжал её в своих тёплых, уютных объятиях. Взгляды через стекло мгновенно стали огненными.
— Я никуда не поеду и не доверю наших детей никому, кроме их отца, — твёрдо прошептала Лале.
Влад отвёл её волосы с шеи и поцеловал, медленно, не отводя взгляда от отражающей поверхности, видя, как Лале прикрывает глаза и откидывает голову на его плечо. Нетерпеливые движения пальцами, и он обнажил её грудь с крупными горошинами сосков, что распустились только при одном его взгляде на неё. Его губы ласково резали поцелуями нежную кожу шеи, в то время как ладони сжимали груди, играя с расцветшими сосками, пропуская их сквозь пальцы, затем отпуская и оттягивая, пока из её уст не вырвался гортанный стон. Крепкие ладони поглаживающими движениями спустились к бёдрам, чуть сжав их так, что дыхания обоих пунктирно оборвались, замедлились для того, чтобы сорваться в бешеный аллюр. Ладонь спустилась ниже и сжала место, где сходились бёдра, так, что Лале охнула, уткнувшись спиной в грудь мужа.
Она посмотрела на себя в зеркало, отметив, как её бледные до этого щёки налились румянцем. Коварная улыбка Влада.
— Моя Лале, — прошептал он и, вставая, потянул за собой и её, увлекая к разобранной постели.
Три шага как страстный танец, мгновения ожидания для обоих: любовь, желание дать и взять. Не ожидая от Лале, неловко повернувшись, упал в душистые простыни, перина приняла в свой плен. Лале, ловко поддев рубашку, уронила её на талию, соблазнительно поведя плечом, а затем и бедром, когда ткань бесшумно упала к её тонким щиколоткам. Влад улыбнулся, чувствуя, как ещё сильнее натянулась ткань его брюк. Женщина прикусила нижнюю губу и перебросила волосы с одного плеча на другое. Мужчина наскоро снял рубашку, чувствуя, как её ноги коснулись его. Через короткое мгновение она устроилась на его бёдрах, потеревшись о его напрягшуюся плоть сквозь грубый материал. Тяжёлое дыхание, придержанная стройная спина, нетерпеливое освобождение от оставшейся на теле одежды, и Лале ощутила, как он упёрся в её влажные складочки, изнывая от желания. Хищное выражение его лица, и она, приподняв бёдра, пропустила его в себя, чуть вздрогнув. Взаимный стон на грани какого-то безумства. На фоне происходящего ужаса хотелось любить друг друга так, словно бы завтра никогда не наступит. Движения отчаянные, его руки горящим железом прошлись по её чувствительному в этот момент телу. Она, вся отдавшаяся эмоциям, раскрепощённая своим мужчиной до гортанных криков удовольствия, не смущающаяся ничего, стремящаяся показать, насколько ей с ним хорошо, дрожащая от его частых ударов по её влажной трепещущей сути. Он, любящий её в любую точку их бесконечно конечного существования, настолько хрупкого, что обстоятельства за пределами их покоев стремились разрушить их уклад, даже жизнь, жизнь, наверняка. В голове у Влада мелькнула мысль о том, что Лале — единственный постоянный ориентир в его жизни, может измениться небо над ним, люди, время, а она — та, что не изменится, не покинет, не разлюбит…