— Благодарю, друг, — произносит Влад, а я с удивлением замечаю в его голосе появившуюся властность, с некоторым опозданием понимая, что он всё же будущий правитель, прежде всего, — у меня для тебя сюрприз.
— Свадебный подарок? — веснушки на лице дёргаются, широкая яркая улыбка освящает эту поляну сильнее чем солнце, становится теплее.
— Смотря как ты расценишь, — Влад усмехается, опуская голову, затем вновь внимательный взгляд голубых глаз. — Султан благосклонен, как никогда, он отпускает тебя с нами.
— Что? — непонимающе и растерянно Аслан переводит взгляд с одного из нас на другого.
— Ты едешь с нами, если пожелаешь, — повторяет Влад. — Но, если ты не хочешь… или думаешь, что… — он осекается, а я бледнею, видя, как играют желваки на скулах гордого мужчины.
— Знаю, что ты бы не принял такого решения, если бы Мурад отдал меня в качестве свадебного подарка вашей паре, — испытующий взгляд зелёных глаз.
Влад мотает в отрицании головой.
— Нет, ты едешь как друг, а как только мы пересечём границы Валахии, ты волен будешь уйти от меня в свои земли либо остаться на правах главного советника при князе Владе Цепеше.
Повисает молчание, от которого у меня бегут мурашки по спине. Но Аслан протягивает руку, и Влад крепко пожимает её. Мужчины оборачиваются ко мне, а я поднимаю голову вверх, Всевышний и вправду един, милостив к нам, недостойным, разрешив наши проблемы разом, и кажется, что так будет бесконечно и без препятствий, как безоблачное небо над нашей троицей сейчас.
По пути в Валахию.
Я выглядываю из окна кареты на высящиеся горы, та громада, что защищает границы Европы от набегов турок, делая их утомительными и затратными во всех смыслах, а учитывая, какие сильные духом люди здесь живут, даже невозможными. Поворачиваю голову, вижу скачущего по направлению ко мне на породистом скакуне Влада, он улыбается, но я чувствую, что его тревожит что-то.
— Всё хорошо? — интересуется, пристально вглядываясь в моё лицо хитрым прищуром голубых глаз.
— Да, — спешу заверить его я, хотя поездка утомляет, и, наверное, если я упаду на мягкую перину после столь долгого перехода, то просплю суток трое. — Скажи, что тревожит тебя?
Он сводит брови к переносице, смотрит на темнеющее небо и поднимает руку, отдав команду «привал». Вереница карет и лошадей тут же останавливается. Я благодарю небо и выхожу из повозки, разминая затёкшие ноги. Влад спешивается и бросает поводья на слугу, делая знак рукой Аслану, который тут же принимает командование на себя.
— Пройдёмся? — предлагает он и указывает на тропинку, которая, извиваясь и петляя, теряется в деревьях, за которыми начинается лес, скоро сумерки опустятся на землю и скроют местные сочные красо́ты — высокую траву и цветы — хотя усилят запахи, и от земли будет исходить мощное тепло, а от растительности превосходнейший аромат, которым природа торопится поделиться со всем миром.
— Да, — киваю головой.
Влад закладывает руки за спину и в задумчивости поникает головой, терпеливо ожидаю, спеша за его широким шагом, видя, как тропинка уводит нас в щебечущий голосами всех птиц лес.
— Лале, — начинает он, — задумывалась ли ты над тем, как для нас всё хорошо складывается: твой дядя разрешает брак с иноверцем, его мудрецы находят какое-то обоснование для нас, меня не заставляют принять вашу веру и совершить все действия, ей сопутствующие, отпускают с нами Аслана, Раду?
— Нам помогает Всевышний? — робко предполагаю я, наслаждаясь лёгкой прохладой, видя, как предзакатное солнце повисает над горизонтом, запутавшись в иглистых лапах елей.
Влад усмехается, мне кажется, горько, мигом становлюсь серьёзной.
— Он попросит цену за это, — предполагаю я.
— Думаю, да, — подхватывает молодой мужчина. — Сможем ли заплатить? Не будет ли она слишком высокой?
Молчу, в задумчивости склонив голову.
— Я не отдам и пяди своей земли, не дам в обиду мой народ и не пущу турок на другие территории, если Мурад думает, что он приобрёл себе послушную марионетку, то он ошибся, — говорит твёрдо, прямо глядя мне в глаза.
Задумываюсь, но ненадолго, он уже сказал мне слова, которые согрели моё сердце посильнее, чем признание в любви, пришла моя очередь.
— Я приму твою веру, потому что считаю, что у нас с тобой один Всевышний и что мы соединены узами более сильными, чем все на свете клятвы на всех языках и во всех священных книгах, когда-либо написанных людьми, мы соединены одним законом, который един для всех, — любовью, Влад Басараб, — останавливаюсь, разворачиваясь к нему всем корпусом, осмеливаясь прижаться сильнее. — Берёшь ли ты меня в жёны и пусть свидетелем нам будет Бог, который когда-то соединил наши сердца?
Влад от неожиданности немеет, а потом, кивая головой, произносит:
— Да, — поднимает глаза к вековым елям, которые в лучах заходящего солнца машут ему красными маковками, вновь взгляд на меня, в голубых глазах нет и намёка на смех, люблю его ещё и за прямоту и честность. — Клянусь нашим Богом любить тебя до последнего моего вздоха, оберегать тебя и наших будущих детей…
Мы оба краснеем, Влад скрепляет клятву лёгким поцелуем в губы и пытается отстраниться, я задерживаю его за руку. Он смотрит на мою, поглаживающую его, а затем недоумённо переводит взгляд на меня. Веду себя неподобающе, но голову кружит от близости Влада, от тепла, исходящего от испарений земли, запаха трав и соцветий.
— Хочу, чтобы ты любил меня, — слова застревают где-то в горле, путаются, начинаю тяжело дышать, ощущая и его неспокойствие.
— Разве смею? — слова разнятся с его действиями, наши тела сильнее льнут друг к другу.
Краснею так сильно, что, мне кажется, сейчас вспыхну, как спичка, хочу сбежать от нашей нерешительности, но его губы касаются моих, словно лепестки роз, нежно, так, чтобы дать понять, что он хочет того же, что и я, возможно, даже сильнее, сдерживая себя.
— Я не смогу остановиться, Лале, — выдыхает он мне в губы.
— И не надо, я — твоя, — говорю тихо-тихо, и моя фраза тонет в более глубоком поцелуе, от которого сносит голову.
Он никогда так не целовал меня, его горячие ладони никогда так не касались моей талии, как сейчас, его тело никогда не было таким напряжённым и вытянутым стрелой, как сейчас. Я никогда ещё не чувствовала его так, как сейчас.
Влад отрывается от меня, и голубые глаза, стремительно потемневшие, смотрят на меня так, как будто испрашивают позволения, раз за разом получая его в ответном взгляде. Мир переворачивается, когда он подхватывает меня на руки и вновь приникает к моим губам уже смелее, сжимая мои бёдра жёстче, но это не оскорбляет меня, не причиняет мне дискомфорт, кроме того, что низ живота скручивает сладкой судорогой и всё моё желание сейчас сосредоточено на мужчине. Я не знаю, как это назвать. Только чувствую, что должна стать с ним единым целым, словно мы предназначены друг другу, всегда были и… будем. Безумная мысль.
Отрыв друг от друга. Взаимное тяжёлое дыхание. Он ставит меня на траву и медленно опускается передо мной на колени, его ладонь ложится на щиколотку и аккуратно приподнимает пятку, снимая обувь с меня. Умоляющий взгляд голубых глаз, и моё сердце пропускает удар. Проделав то же самое с обувью на другой ноге, он движется горячими ладонями, приподнимая юбки, обнажая ноги. Я дрожу, видя, как он неспокоен, как его дыхание становится всё чаще. Он осыпает мои колени и бёдра в чулках горячими поцелуями, двигаясь выше, приподнимая верхнюю юбку и камизу, целуя тёмный треугольник. Тишину и учащённый стук наших сердец прерывает хруст веток. Мой взгляд вниз и Влада вверх, шуршание быстро опадающих юбок. На поляну выходит Аслан. Его внимательный взгляд: Влад на коленях и я, алая от смущения без туфель. Он усмехается, но, стараясь не вгонять нас в ещё большее смущение, произносит: