Мужчины взглянули друг на друга и оскалились. У обоих были козыри в руках — жизни людей, которыми они дорожили больше всего на свете.
— Серьёзно, Влад? — насмешливо произнёс Мехмед, но Раду заметил, как беспокойство метнулось в его глазах. — Ты рискнёшь своим братом?
— Предателем, — уточнил тот и ощутил судорогу, прошедшуюся по телу брата.
— Родной кровью, — парировал султан.
— Близкие по духу люди стали родными, когда кровные предали, — выплюнув, почти прокричав, отразив звуком под куполом монастыря свою боль. — Отпусти Лале и детей.
— Или что? — дерзко возразил Мехмед, сжимая в руках сестру.
Остриё кинжала надрезало кожу на шее Раду, и он простонал от боли, но двинуться не смел.
— Отпусти детей и Лале, — глухо проговорил господарь. — Отпусти, и мы поговорим один на один, — Раду вновь простонал от боли, кровь засочилась, Осман дёрнулся, словно от боли.
Мехмед хотел найти правильное решение, но ничего не мог придумать, ситуация становилась патовой с каждой секундой. Лале зарыдала, еле сдержавшись, лезвие чуть глубже ушло под кожу. Влад побледнел, заплакали мальчики.
— Нам есть кем рисковать, Мехмед, — увещевал голос князя.
Султан, мерзко осклабившись, холодно сказал:
— Мне — нет.
Раду замер, и его глаза наполнились слезами. Влад рассмеялся и проговорил в его ухо:
— Оно того стоило, правда, брат?
Он молчал, позволяя отчаянию застлать разум, он смотрел и не видел в потемневших глазах любимого ничего, кроме сделанного выбора. И этот выбор был не в его пользу. Выбор необходимости: осознанный, тот, который не простить, даже если молить тысячелетия. Влад оттолкнул от себя Раду, тот схватился за горло и закашлял.
— Я выйду отсюда, и мои воины вместе со мной, ты позволишь нам уйти из монастыря, — приказной сухой тон, Мехмед начал пятиться к дверям, ему не нравилась мрачная усмешка Дракулы, тот как будто играл с ним.
Шаг за шагом отступая, зная, что там его встретит охрана. Но за дверями была только смерть. Тела янычар в беспорядке валялись на полу. Мехмеда пробрал холодный пот. Он отступал назад, но его преследовал Влад, неотступно, тёмными омутами вглядываясь в его мрак.
Двор, сплошь усеянный трупами, встретил их мёртвой тишиной. Мехмед в ужасе отшатывался от каждого неподвижного тела, с каждым шагом назад теряя уверенность. Влад не отрывал своего взгляда от умоляющего Лале. Что-то случилось, и он это почувствовал. То, что встало с его армией в один ряд и противостояло туркам, было сейчас здесь.
От каменных древних стен отделились тени. Влад уже знал, кто это был. Это были они. Те, кто признали его своим. Некоронованным. Те, кто чувствуют его, знают, что ему нужна помощь, и готовы сделать всё ради него. Мехмед в ужасе озирался, видя, как тянутся к нему чьи-то руки и, будто обжигаясь, как об огонь, шипели и отдёргивали едкие щупальца.
— Что это? — Мехмед часто дышал, его движения становились рваными и беспорядочными, он сам себя загнал в угол.
— Твоя смерть, — голос Влада стал густым, шипящим.
— Нет! — выкрикнул султан и ослабил хватку.
Влад как будто увидел со стороны всё, что произошло в следующую минуту. Минуту… Минута. Это мало или много? Что можно успеть за минуту? Что можно потерять за минуту?
Острое лезвие в дрогнувших, крепких до этого ладонях надавило чуть глубже, но достаточно для того, чтобы причинить непоправимое. Влад закричал, ускорившись, и скользнул к ней, подхватывая падающее тело. Капля крови, хлынувшая из раны, попавшая на язык и впитавшаяся, будто капля воды в пустыне. Как минута. Её мало или много? Для Влада Дракулы, заключившего договор с Тьмой и поклявшегося никогда не исполнить его до конца, это значило ВСЁ.
Поднялся гул. Казалось, само небо и земля кричат. Но это кричал Валашский господарь, князь Влад Дракула, сын Дракона. Его лишили и неба, и земли. Он схватил тело Лале и с надеждой взглянул в её глаза. Она хрипела и приложила к его щеке руку. Он ловил каждый её вздох и по губам прочёл, как его любимая произнесла:
— Береги мальчиков.
Лале обмякла, став словно тряпичной куклой.
— Нет!!!
Мехмед побежал в сторону ворот, не разбирая, что перед ним, пытаясь увернуться от рук, тянущихся к нему.
— Он мой! — приказал Влад и в мгновение оказался рядом с отступающим султаном.
Монастырь оказался ловушкой для того, кто напал первым. Дракула навсегда запомнил глаза своего врага; глаза, которые прежде искрились самомнением, гордостью, чванством, сейчас же источали зловоние ужаса, отчаяния, злобы. Его разорванное тело упало под ноги Дракона. Влад посмотрел на небо и, закричав от боли, пожелал, чтобы оно очистилось. Его синие глаза отразили синеву ясного купола. Тело обожгло солнечными лучами, и он рухнул иссохшим грузом на жёсткий камень. Тьма отступила, оставив на поле битвы и в монастыре горе, смерть и слёзы. Живые оплакивали мёртвых. И здесь же появилась легенда. Легенда, рождённая из крупицы правды, множества слухов, домыслов недругов и румынского фольклора.
========== Эпилог. ==========
Дёргаюсь, выныривая из омута своей (своей ли или его?) памяти. Дышу часто, пытаясь открытым ртом восполнить недостаток кислорода, смотрю, не отрываясь, в потемневшие глаза цвета бури, полные печали, отчаяния и… надежды? Я только что умерла, умерла там, в моём прошлом, в нашем совместном с Владом прошлом. Вздрогнув, ощущаю влагу на щеках. Рыдания рвутся из меня, а он подходит невозможно близко. Так, чтобы на границе. Ещё чуть-чуть, и будет больно.
Мы стоим рядом, сильно трепеща, словно обдуваемые холодным северным ветром, смотрим друг на друга и понимаем, что роднее никого никогда не будет.
— Михаил, Михня… — шепчу я и вздрагиваю от беззвучных рыданий.
— Они прожили долгую и счастливую жизнь, Лайя, — хрипло произнёс Влад, волнуясь и одновременно расслабляясь, поделившись со мной той бездной, что носил в себе, — Аслан был другом до конца.
— Ты жил?.. — я осекаюсь, боясь причинить ему ещё большую боль. Он кивает головой, как будто поддерживая меня сказать: — После?
— Если так можно сказать… — меланхолично, вздыхая.
— Мы… нам никогда не быть вместе? — сглатывая комок в горле. — Как действует проклятие? — уже более горячо.
Он улыбается.
— Я бы тоже хотел знать, но я всё ещё боюсь, что смогу причинить тебе… — останавливаю его жестом, договариваю вместо:
— Обиднее равнодушия нет ничего… — умолкаю на секунду, — просто будь рядом.
Через то малое расстояние между нами чувствую, как дрожит его крепкое тело, как он хочет прикоснуться ко мне, как его губы шепчут моё имя, как…
В дверь раздаётся стук, и слышится голос Ноэ:
— Я, конечно, прошу прощения, — он заглядывает в комнату с закрытыми ладонью глазами, через разомкнутые пальцы смотря на нас, — но вам лучше спуститься вниз.
Мы переглядываемся друг с другом. Похоже, ночь откровения и не думает прекращаться.