Выбрать главу

Мы больше не издаём ни звука, лишь перекидываемся парой слов как дань вежливости, когда выходим из экипажа. Я вздрагиваю от звона многочисленных колоколов, звонящих в честь женитьбы правителя Трансильвании.

— Ты действительно этого хочешь? — неожиданный и даже неуместный вопрос Аслана, и я изумлённо смотрю на него, в его зелёных глазах такая тоска, что мне хочется обнять его и сказать что-то ободряющее, но ещё во взоре есть некая предопределённость, словно он знает всё наперёд, всё, что нас ожидает, словно бы сейчас передо мной не Аслан, не человек, а кто-то иной, тот, кто ведает человеческими душами, знает грехи каждого.

— Да, — не сомневаюсь, выбор сделан и очень давно, тогда, когда я впервые увидела глаза Влада, чувствую, что вокруг меня словно бы вихри закручиваются в единый узел и так крепко, что ничто его не разомкнёт: не иначе как дьявольское наваждение.

Встряхиваю головой, и мир вновь перестаёт быть вяжущим пространством, да и Аслан выглядит как прежде, словно бы не было тех слов, словно бы он не произносил их. Друг, на правах отца, ведёт меня открытыми воротами церкви, и в глубине, у аналоя, я вижу Влада в ослепительно белом костюме, расшитом на румынский манер, и широко улыбаюсь, понимая, что зря волновалась: швея постаралась на славу, изготовив для нас гармонизирующие друг другу образы.

— Голуби мои, — радостно вскрикивает отец Илларион, и Влад улыбается, видя, как Аслан с неохотой передаёт мою ладонь другу.

Я чуть склоняю голову в знак приветствия отца церкви.

— Начал полагать, что ты передумала, — быстро шепчет любимый, чуть сжимая ладонь.

— Признаться, была мыслишка, — шепчу в обратную.

Влад изумлённо и обиженно смотрит на меня, сдерживаюсь из последних сил, потом всё же улыбаюсь, видя, как ослепительно-голубые глаза вспыхивают, озаряясь тёмным желанием. Мы продолжаем перешёптываться.

— Держите себя в руках, господарь, — слегка веду плечиком.

— Предпочёл бы всем этим церемониям быть сейчас с тобой в одной постели и удерживать тебя там до тех пор, пока ты не попросишь пощады, — шёпот становится тягуче-сладким, словно лукум с далёких берегов моей родины.

— Не дождёшься, — выпаливаю я и тут же краснею под его многозначительным взглядом.

— Нам ещё простыню показывать утром, — Влад испытующе смотрит на меня.

— Простыню? — недоумение, пока не доходит, тушуюсь окончательно.

Ему определённо нравится меня смущать.

— Придумаем что-нибудь, — шепчет.

Я растерянно киваю головой.

— Всё понимаю, что молодым не терпится остаться наедине, — вступает в спор отец Илларион, — но давайте на какое-то время притворимся, что всё происходящее вам безумно интересно.

Я сильнее смущаюсь, чувствую, как Влад пожимает мою ладонь перед тем, как его руки оставляют её, а батюшка поворачивается к нам и, улыбаясь, начинает таинство.

Позже уже, усаженная за широкий стол по правую руку от мужа, я наконец-то понимаю, что всё, что происходит со мной, — это по-настоящему, всё это не сон, и сбылось то, к чему мы оба так стремились, о чём мечтали, но и не смели думать, что это может случиться в действительности с нами, с людьми разных миров. Смотрю, с каким достоинством Влад принимает дары королей других стран, как он сдержан, как у него для каждого находится слово, которое в точности характеризует ту или иную ситуацию, он словно бы родился правителем, но я знаю, как тяжело ему многое даётся, что он ускользает от меня по ночам и почти до утра работает в кабинете, как потом возвращается и делает вид, что выспался. Пребывая в лёгкой задумчивости, беру кубок со стола и слышу голос Влада, склонившегося ко мне и шепчущего на ушко, тут же рождая множество мурашек по всему телу, он замечает это, и его губы растягиваются в усмешке:

— Станцуй киндию.

Смотрю на него, затем на придворных дам, разодетых по последней европейской моде, и резонно спрашиваю, снизив его до шёлкового шёпота:

— Ты действительно хочешь, чтобы я танцевала тебе киндию при всех, вместо того, чтобы ты лицезрел танец живота один?

Он замирает, забывая дышать, его волосы щекочут мне шею, наконец, смеясь, растерянно-хрипло произносит:

— Удар ниже пояса, Лале.

Затем его взгляд с желанием очерчивает чувственную линию моего лица, отчего я мгновенно становлюсь влажной, а лицо пунцовеет, мне хочется спрятать его на груди у мужа, но я боюсь показаться распущенной.

— Ты станцуешь? Для меня? — глаза Влада становятся невыносимо тёмными.

— Танец живота? — лукаво уточняю.

— Ещё одно слово про это, и вечер продолжится без нас, — предупредил он, с сожалением отодвигаясь от меня. — Хочу увидеть, чему ты научилась, ну же, Лале, для меня.

Его глаза умоляют, и я решаюсь, выходя из-за пиршественного стола, отодвигая высокий, с искусными изразцами трон, осторожно спускаясь с помоста, и иду в круг к остальным дамам, через плечо кидая взгляд на Влада, видя, как он предвкушает зрелище. Придворный оркестр начинает играть чересчур бодрую музыку, но это на мой вкус, я не росла среди этих ритмов. Женщины начинают раскачивать круг, поднимая руки, крутя головами, переставляя в определённом порядке ноги, я вспоминаю все уроки, что мне дал хореограф, и вначале меня сковывает смущение, но периодически вижу одобрительный взгляд любимого, и это подстёгивает быть смелее. Музыка набирает обороты, и вот я уже улыбаюсь женщинам в круге, повторяю за ними движения, отдаваясь танцу полностью.

До одного момента, пока не вижу, что через всю залу по направлению к Владу идёт вооружённый воин, запыхавшийся, весь в дорожной пыли, и что-то быстро говорит на ухо своему правителю. Любимый смотрит встревоженно, бросая на меня мимолётный взгляд, стараясь спрятать тревогу глубоко внутри себя. Их с Асланом взгляды перекрещиваются, и они без слов понимают друг друга, оба резко вскидываются и направляются к выходу, по дороге Влад раздаёт указания к скоро подошедшим вельможам, среди которых я узнаю военачальника валахского воинства.

Силюсь выдернуть руку и разорвать круг танца, но неожиданно цепкие пальчики рядом двигающейся женщины не дают.

— Танцуй, — говорит она спокойным голосом и смотрит на меня слегка свысока. — Мужчины пусть решают дела…

Не даю ей договорить, резко высвобождаю ладонь из неподобающего панибратского рукопожатия.

— Вы забываетесь, — произношу холодным тоном, — напомнить, кто стоит перед Вами?

Она неожиданно как-то вся осаживается, конфузясь, и я уже мимолётом жалею, что указала ей на её место, она склоняется передо мной, музыка замирает, и все остальные придворные дамы следуют её примеру. Я покидаю залу, молясь всем богам не сделать это вприпрыжку. Нетерпение растёт, когда я всё-таки срываюсь на бег по коридору, освещённому ярко-горящими факелами, и за поворотом врезаюсь в грудь Аслана.

— Где Влад? — говорю встревоженно и хочу обойти друга, продолжив свой путь дальше.