— Да вы его не троньте, засохнет — само отвалится, — посоветовал драгун тоном знатока. — Вы часом не командира ищете?
— Точно, его.
— Вон он, в доме напротив остановился.
— Спасибо, братец. Как звать тебя?
— Трифоном, ваше благородие, обращайтесь, ежели чего.
— Непременно.
Доковыляв до указанной хаты, а по пути еще раз наступив во что-то мягкое, Алексей вошел в чистые сенцы. Здесь, ощутив неловкость за свой грязный вид, снял ботинки и, морщась от вони, выставил их на улицу. Не успел прикрыть дверь, как из комнаты вылетел озабоченный Илья Петрович.
— Объявился? Ну, и славно. Мы с Яков Степанычем надумали хаты проверять, если хочешь, давай с нами.
Командир выскочил из дому, твердо пройдясь по офицерским ботинкам. Атаман пропыхтел следом.
— Что за черт! — выругался он, споткнувшись. — Лукерья, прибери тут обувку, ноги обломать можно.
В дверях показалась полненькая старушка с шалью на плечах.
— Каку таку обувку? Здравствуйте.
Алексей вежливо кивнул.
— Это мои ботинки, бабушка, сейчас уберу.
— А, ну ладно тогда, — успокоилась хозяйка. — Фу, что за вонь такая стоит, не пойму я…
Надежда гремела чугунками у печи, когда в дом вошел запыхавшийся атаман.
— Наконец-то, пожаловал, — сказала она с недовольным видом. — Забирай солдатиков, пока не уснули.
— Да погодь ты, — заговорщицки прошептал Яков Степаныч, — не теперь, потом, попозже.
— Что значит, попозже?! — возмутилась было казачка, но тут же прикусила язык. На пороге появился грозный командир.
— Неужели, такая красавица ухаживает за нашими ранеными? — удивился он, подобрев лицом.
Атаман троекратно кивнул.
— Да, такие вот у нас казачки.
— Правду говорят, что вы сами тяжелых просили?
Надежда развела руками, мол, если говорят, значит, правда.
Туманов смущенно кашлянул.
— Первый раз захотелось на месте раненого оказаться.
— Это почему же? — улыбнулась она, выказав ямочки на щеках.
Командир, пряча взор, потеребил себя за ухо.
— Да так, к слову пришлось. Ну, показывайте, где ваши владения.
Они вошли в просторную, с коврами на стенах, комнату. Илья Петрович, перекрестившись на икону, одобрительно кивнул.
— Превосходные условия, превосходные.
— От и я говорю, ваше благородие, — встрепенулся перебинтованный солдат. — Может, лучше здесь остаться? Зачем куда-то ехать?
— Пока, вероятно, так и будет, — вздохнул Туманов. — Пятигорскую «оказию» нынче в пух разбили, отправлять вас завтра не с кем. Видно, придется обождать. Потерпите их, хозяюшка?
— Потерплю, куда ж деваться…
В следующей хате за накрытым столом сидели два подвыпивших драгуна в исподних рубахах и широких лезгинских штанах. У одного была забинтована голова, у другого — рука. Песня, звучавшая в их исполнении, слышалась далеко на улице.
На этих словах в комнату вошел рассерженный Туманов.
— Гуляем?
— Раны залечиваем, ваше благородие, — хором ответили певцы.
— А каков уговор в отряде по части вина?
— Подчиненные пьют — командир знает, — пробасил тот, что был с увечной рукой.
— Верно. А я знаю?
— Мы же, вроде как, не в строю.
— А я знаю?! — рявкнул Туманов.
— Никак нет, — икнул тот, что с забинтованной головой.
— Кто разрешил пить?
— Ну, это… как его…
— Кто дозволил!?
— Мы же, вроде как, уже отвоевали.
— Отвоевали!? — взревел поручик, багровея лицом. — В солому порублю!!! — он выхватил из ножен палаш и с силой ударил им по столу (тот, даже не хрустнув, развалился надвое). — Шкуру спущу на барабаны!!!
Не желая ни первого, ни, естественно, второго, драгуны опрометью выскочили на улицу. Бабка Маланья, стоявшая на кухне, перекрестилась им вслед.
— Ох, бедненькие. Зачем же я, дура старая, пожалилась.
Собака Дуська, вероятно, полагая, что гостей таки решили поселить в ее конуру, зашлась истерическим брешем.
Алексей испуганно взглянул на Якова Степаныча.
— Крут во гневе, — одобрительно кивнул тот.
Меж тем Туманов вышел на кухню совершенно спокойным, только шрам на его суровом лице предательски краснел.
— Извините, хозяйка, я вам стол немного попортил. Завтра эти певцы вместо одного, два новых сделают, не беспокойтесь. Ну что, господа хорошие, обход окончен, — хлопнул он в ладони, — идемте ужинать, коли нет возражений.