В общем, вся эта бодяга с кассетой — хорошо ли, плохо ли, — но закончилась. Прошло, как кошмарный сон, и почти забылось. Главное — не терять здоровья и чувства юмора. Верно? Слава Богу, этого пока не потерял. Жаль только все же доброго имени, то есть фамилии своей, не сохранил.
И что это за фамилия такая в новом паспорте — Серов? Не знаю почему, но активно не нравится. Хотя, с другой стороны, лучше «Серов» в паспорте, чем «Зайцев» на могилке. Угрохают ведь идиоты запросто. Видно, время сейчас такое лихое и замысловатое — захватчики вроде бы и ушли, а их зондеркоманды вовсю еще работают, взрывают, постреливают. И такого, как я, кента им замочить — раз плюнуть. Чик-чирик — и уноси готовенького. Депутатов и банкиров пачками валят, а уж меня-то…
Вляпался на старости лет в историю с географией. И никуда не денешься, ничего этим дуракам не объяснишь, не растолкуешь, что мне на всю их политическую дребедень глубоко плевать. Вот еще тайны мадридского двора! Будто бы мы, обыватели то есть, и не знаем, какое там дерьмо наверху плавает. Исполнительное и законодательное.
Однако приходится тихариться вместе со всеми своими чадами и домочадцами под чужой фамилией. Прячемся, конспирируемся, как нелегалы.
Но в принципе-то не это меня колышет. Больше всего меня раздражает и злит, что из-за этого полуподпольного бытия у меня с друзьями проблемы появились. Прямо вакуум какой-то образовался. Торичеллиева пустота. Раньше ведь у нас с Лидусей не квартира, а проходной двор был — всегда кого-нибудь занесет на огонек и стакан чаю. Мой старший, Санька, даже высчитал, что в среднем не менее четырех человек в день к нам захаживало. Честное слово, не вру! Уж чем-чем, а роскошью общения никогда не пренебрегали.
Сейчас, из-за этой конспирации, — не то стало. Мало кто из прежних друзей-приятелей моих вообще знает, куда я со своим семейством неожиданно слинял, в какую трещинку забился. Только самым надежным и близким сообщил свои новые координаты. Ну, разумеется, еще и те знают, с кем пришлось тогда в «болотную кампанию» порезвиться: Коля, Боб и Юра с Геной.
Правда, и с ними я сейчас редко вижусь. Крючков Николай Иваныч, однофамилец путчиста гэбэшного, резко куда-то в сторону юзнул. Почти год не звонит, не навещает старый. А самому съездить к нему все как-то недосуг. Пару раз Юра Зальцман выходил на связь и сообщил, что сам он по-прежнему журналистикой занимается, как писал свои «острые и злободневные», так и пишет. Привет от полковника передавал. Сказал, что Гена Логинов жив, здоров и пока еще государеву службу служит. И в чинах не прибавил — как был «полка-ном», так и остался. А чем занимается, сие есть тайна великая… Вот и все контакты за год. Негусто.
Плохо, что Борька, паразит, затаился: почти месяц ни слуху, ни духу. Несколько раз звонил ему — все не застать, путается где-то… Да найдется! С ним такое и раньше случалось: пропадет, появится. Куда ему деться-то, карнаухому?
Слава Богу, что тогда, в прошлом году, еще хоть так обошлось: Борькиным рваным ухом, моей выгоревшей квартирой и сменой фамилии. В общем-то, если трезво разобраться, легко отделались. Как говорил Карлсон: пустяки, дело житейское. Да и забываться уже все потихоньку стало, покрываться дымкой, зарастать, как те стежки-дорожки, еврейской «мохэм-травою».
С деньгами, правда, проблемы…
Так они у меня всю жизнь! Не деньги — проблемы. Невезучий я на деньги, неудалой.
Завтра наведаюсь на Сенной рынок, пошатаюсь среди знакомой торговой публики, может, какая-нибудь работенка и наклюнется. А то ведь, в самом деле — под лежачий камень портвейн не течет.
Глава третья
Город был наводнен, или лучше сказать «наспиртован», веселящей жидкостью до предела. Чисто «самопальные» и не очень «самопальные» водки, настойки, наливки, ликеры разливались в бутылки едва ли не в каждом подвале и сарае. Грузовики-спиртовозы, железнодорожные цистерны из дальнего зарубежья и бывших братских республик шли в город непрерывным потоком, обеспечивая утоление ненасытной жажды миллионов россиян и занятость десятков тысяч людей. Объемы огненной воды измерялись кубо-километрами. И хотя цены на сивуху за последние годы сильно не поднялись, деньги в этом деле крутились очень большие, астрономические деньги.
Отказавшееся в начале своего зарождения от монополии на водку, юное российское государство наконец-то хватилось, включило свои механизмы принуждения и насилия. Но остановить раскрученный маховик рыночной ликеро-водочной стихии оказалось непросто. Энергия этого маховика оказалась столь сильна, что затягивала в свою орбиту и разрушала любые неокрепшие государственные структуры и механизмы.