А Ульберт куда-то пропал. И вскоре Олаф узнал, что князь отправился на несколько дней в Мекленбург.
Как-то утром Олаф стоял у зарешеченного окна и смотрел, как дождь заливает землю в том самом огороженном бревенчатым забором дворике, где несколько дней назад медведь задрал Гуннара. Олафу ясно представилась вся картина: огромный медведь, одуревший от запаха крови и боли, причиненной ему, и Гуннар, сильный мужественный Гуннар, спасшийся после разрушительного шторма у Шетландских островов, когда море поглотило несколько драккаров, выживший после битвы в Йорке, когда англосаксы уничтожили почти всех его товарищей. Гуннар, который...
Теперь все в прошлом. Где они сейчас? Хафтур, Виглиф? Вальхалла, Вингольв, чертоги Одина... Неужели все они там? Огромная толпа мертвецов, которая пирует и готовится к последней битве. А Гуннар, оставшийся без меча, мог оказаться у Хель. Дождь, ливший за окном в чужой земле, где многоглавые боги, скрывающиеся в лесах, ждут свои жертвы... Олаф сжал кулаки. Он должен отомстить, должен!
Людовит, этот коварный иноземный ярл, он что-то задумал, но что? Сейчас Олаф пожалел, что не воспользовался представившимся ему моментом и не попробовал убить князя.
Внезапно он услышал тихие шаги за спиной. Ну вот, пришли и за ним! Резко повернулся, ожидая нападения. Но вместо вооруженных мужчин увидел девушку, которую часто видел здесь раньше. Она была служанкой у Ягмиры. Приблизившись, девушка что-то быстро сказала, взяв его за руку.
— Чего тебе? — отмахнулся Олаф, подозрительно уставившись на венедку.
— Там, там, — она показывала рукой куда-то в противоположную часть замка.
Олаф, уже понимавший кое-какие слова по-здешнему, понял, что ему надо идти с ней. Куда?
— Не бойся, — бормотала девушка, глядя на него своими серыми глазами.
В конце концов юноша решил, что спрятаться от смерти, в каком бы виде она не пришла, ему все равно не удастся и пошел за служанкой, стараясь держаться чуть сзади. Долго блуждая по коридорам, девушка ввела его в какой-то маленький проход, пройдя через который они оказались у большой массивной двери, которая была чуть приоткрыта.
Олаф вопросительно посмотрел на свою провожатую, а та, тихо засмеявшись, открыла дверь и втолкнула его внутрь. Олаф, почуяв западню, хотел ударить девушку, но вдруг женский голос, прозвучавший за спиной, заставил отказаться от этого намерения. Он, повернувшись, разглядел в комнате с низким потолком фигуру женщины, которая манила его к себе. Сделав пару шагов, юноша остолбенел от неожиданности. В женщине он узнал... Ягмиру! Она стояла, набросив на плечи длинный плащ, спадавший почти до самых щиколоток.Приложив палец к губам, Ягмира подошла к нему, положила руки на плечи. Олаф замер, не в силах что-либо возразить. Все это было так неожиданно!
— Норманн... — страстно шептала Ягмира, и ее глаза, устремленные на него, будто затягивали в себя. У Олафа возникло ощущение, что он стоит перед пропастью, опасной, глубокой пропастью. И вот-вот сорвется вниз с головой. — Я тебе нравлюсь?
Она бормотала, охваченная лихорадкой любви, он почти ничего не понимал, но догадывался, о чем идет речь. Для того чтобы понять страсть, совсем не нужно быть мудрецом и знать семь языков.
— Почему ты молчишь? Скажи что-нибудь или твоя богиня Нертус запрещает тебе любить?
Услышав имя Нертус, Олаф напрягся, инстинктивно коснувшись амулета рукой. Ягмира прижалась к нему, увлекая на ложе, которое он заметил за ее спиной. Слепым, неловким движением он обхватил ее, почувствовав, что под плащом на ней ничего больше нет. Обнаженное горячее тело задрожало в его руках, и он сам, как в бреду, ничего не мог с собой поделать, чувствуя неудержимый призыв страсти, первобытный зов плоти... У него до Ягмиры никого не было.
— Норманн, возьми меня! — Ее губы обжигающе коснулись его губ, и Олаф, словно обреченный, крепко сжал ее, оторвав от пола.
— Норманн, безумный норманн!.. — продолжала она вскрикивать в исступлении.
И Олаф больше ничего не помнил...
Ночью, забывшись тревожным сном, Олаф попал в некую далекую страну, где стояли каменные дома во много раз выше человеческого роста. Он бродил среди многоязыкой пестрой толпы, удивляясь всему, а жители этой земли приглашали чужеземца в свои дома. Он входил и с ужасом видел, как за столом собирались полулюди-полузвери с головами лошадей, коз, коров. Они пригласили его сесть за стол и отведать их пищи. Ему подали чашку, и он взял ее, чувствуя непомерную тяжесть в руках.
Он хотел приступить к трапезе, но вдруг застыл, словно каменный идол на капище. В чашке лежала человеческая голова. Он присмотрелся — это была голова князя Людовита, точь-в-точь какой она была в руках у Рагнара, перед тем как он сунул ее в кожаный мешок...