— А помнишь, Калеб, — говорил он своему советнику, — рассказ хрониста об одном римском императоре, который любил наряжаться в кого-нибудь из простонародья?
— Он любил представления, — кивал Калеб, припоминая подробности. — Тебе же известно, светлый князь, что римляне разыгрывали особые действа, участники которых представлялись людьми, будто живущими другой жизнью.
— Да, живущими другой жизнью... — повторял задумчиво Людовит, сознавая, что точно так же жили долгое время и они с братом.
Тайная жизнь обоих, как нечто, с трудом поддающееся разуму, увлекала будто в бездонную пропасть, меняя их судьбы. И оба брата порой начинали верить в собственную непогрешимость, особую удачливость, данную свыше. Смерть развела их по разным мирам, будто намекая на старую истину: от судьбы не уйдешь.
— А знаешь, Калеб, я решил испытать норманна, — в словах князя слышался подвох. — Мой Старик давно не пробовал свежего человеческого мяса. Негоже долго томить его.
Калеб невольно вздрогнул, услышав имя — Старик. Этим именем князь называл своего медведя-убийцу, и, предвидя некое молчаливое возражение советника, Людовит поспешил добавить:
— Тоска гложет мне сердце. А тебе нечего беспокоиться. Если он — тот, за кого ты его принимаешь, то...
— Князь волен поступать, как ему вздумается, — почтительно склонил голову Калеб, испытывая тревогу. Потусторонние силы никогда не обманывали его. Смерть первого брата уже наступила. Теперь очередь второго, если он не прислушается к советам Калеба. Но давать их сейчас было бессмысленно. — Испытание — дело верное. Мы ничем не обязаны норманну.
Однако сам при этом подумал о том, что князь утратил чувство меры. В его поступках в последнее время отсутствовала привычная дальновидность. Он как будто внезапно ослеп и не мог отыскать дорогу. Дорогу в темноте...
Теперь-то Калеб очень хорошо сознавал, что главную роль прежде все же играл погибший брат как человек, присматривавшийся к знакам судьбы, к знамениям, к воле высших сил. Без него разум второго брата будто иссох. Ему не хватало ни холодного расчета, ни воли, ни воображения.
Утром, во время скудного завтрака, состоявшего из похлебки и куска черствого хлеба, Олаф услышал от своего сторожа новость: ночью неожиданно сдох медведь-убийца, пожиратель несчастных, детище слепой жестокости князя.
Олаф вспомнил о Гуннаре и злорадно усмехнулся. Зверь ненамного пережил убитого им викинга.
— Помяни мое слово, — бормотал старый венед, запивая кусок жареной свинины хорошим глотком эля. — Скоро здесь появится новый хозяин леса, сколько их уже было на моей памяти?
Венед говорил просто так, для себя, не рассчитывая на понимание со стороны пленника. Но пьяному это и не особо нужно.
А между тем Олаф все больше понимал местный язык, но вида не подавал. Обманчивое впечатление того, что он почти ничего не понимает из разговоров, делало венедов более раскованными рядом с ним. Хотя все сознавали: говорить лишнее — себе дороже. Да и случай с псарем у всех был на памяти. А один из постоянных сторожей Олафа, длинноусый старик, и вовсе к нему относился хорошо. Привык, что норманн не слишком разговорчив, да и на каком языке с ним говорить?
А старику, особенно когда он выпивал медовухи, нужен был слушатель, пусть и молчаливый. Олаф иногда думал, что венед говорит с ним так, как обычно разговаривают с домашними животными, с той же собакой. Говорят, что попало, а ты сиди и слушай, можешь и вовсе спать — разницы никакой нет.
Старый венед часто вспоминал прежнюю жизнь, войны, в которых ему довелось участвовать. А поскольку был он старше князя, то помнил еще то время, когда служил у отца Людовита.
— Был я на острове Рюген, когда страшный мор косил людей... — бормотал венед, хмелея все больше. Ему такая служба нравилась. Норманн для него был уже не пленник, а кто-то вроде странного иноземца, которого нужно учить здешней жизни. — Хотели мы пристать к острову, да испугались... Вишь ты, глядим, а на берегу трупы валяются неубранные, понимаешь? А кто из живых нас увидел, тот сразу в воду бросился и — к нам, чтоб мы их взяли на корабль. Да где там! У нас тогда Вильк кораблем управлял, он нам и показывает, давай, мол, скорей отсюда!..