Не отвечая, Олаф подошел и уставился на костяной гребень в ее руке. Тот самый?..
— Куда ты смотришь? — своим женским чутьем Ягмира чувствовала: что-то не так.
— Этот гребень, — сказал викинг и почти грубо выхватил его. — Хороший гребень, да, Ягмира?
— Ты делаешь мне больно, я позову стражников. Эй, кто там?
— Там никого нет, — он понял, что она сказала, и продолжил: — Из моих костей ты собиралась сделать себе такой же? Или лучше?
— Варвар, убирайся! — встревоженная Ягмира не понимала, чего он хочет, но сознавала опасность. Этот человек мог даже убить ее. Неужели он все знает?
— Тебя следовало убить. Да, убить! Но я не воюю с женщинами, мерзкое создание, исчадие Хель! Я просто проучу тебя!
С этими словами он схватил женщину и резкими движениями разорвал на ней платье. Обнаженная испуганная Ягмира закричала в ужасе, но ее никто не слышал. Олаф принялся избивать предательницу сложенной вчетверо тесьмой, висевшей у изголовья кровати. Ягмира металась как раненая волчица, но викинг был намного сильнее. Связав ей руки, он бросил ее на пол, засунув в рот платок. Избитая, униженная Ягмира выла от боли и ненависти. Олаф вышел, бросив напоследок взгляд, полный презрения...
— Долго возишься! — упрекнул его Ульберт. — Еще немного, и я бы ушел.
—Тебе без меня не выбраться,— невозмутимо заметил Олаф. — Идем, теперь я готов.
— Там — Людовит, — Ульберт показал на дверь. Через узкую щель у пола пробивался слабый свет.
— Как он нам откроет? — спросил Олаф, увидев, что и здесь нет дружинников.
— Сейчас узнаешь, — свей увлек его в полутьму и жестом приказал прижаться к стене.
Ждать пришлось недолго. Они услышали семенящие шаги, похожие на шаги бегущего ребенка. Перед дверью появился карлик Эпп. Олаф затаил дыхание. Карлик тихонько постучал в дверь. Из-за двери ответили.
— Это я, — сказал коротышка.
Лязгнул железный засов, дверь приоткрылась.
Карлик Эпп шагнул внутрь, собираясь рассказать князю о том, что дружинники ведут себя странно, но не успел. Захрипев, он упал, пронзенный мечом Ульберта, лезвие которого вошло точно ему в затылок.
Открывший дверь Калеб застыл на месте от ужаса. Карлик упал к его ногам, но советник не мог отвести взгляда от глаз Ульберта, в которых он увидел свою смерть. Свей поднес указательный палец левой руки к его губам, как бы призывая молчать, а меч, обагренный кровью Эппа, уже вонзился Калебу в живот, выпуская ему кишки.
Ульберт, действовавший молниеносно, жестом показал Олафу на потайную дверь. Черная псина, лежавшая у ног князя, с глухим рычанием кинулась на свея, но тот разрубил ей голову с легкой усмешкой. Князь, сидевший в углу на своем привычном месте, смотрел на него, как на зловещий призрак, неведомо откуда появившийся здесь. Он не мог вымолвить ни слова, а тем временем дружинник, сидевший за потайной дверью, услышав какую -то возню, высунулся наружу и тут же упал, обезглавленный Олафом. Голова воина подкатилась по полу к самым ногам князя. На мгновение Людовиту показалось, что мертвый дружинник подмигнул ему на прощание.
— Чего ты хочешь? — наконец выдавил из себя потрясенный Людовит. — Золота?
— Я хочу золота, — ухмыляясь, согласился Ульберт. — Много золота ...
— Убей его! — ободренный этим признанием, князь кивнул в сторону Олафа. — И я сделаю тебя моим советником.
— Звучит заманчиво, князь, но в этот раз ты не угадал. Один оказался сильней Свентовита!
Ульберт взмахнул мечом и разрубил Людовиту ключицу, а следом и грудную клетку почти до самой середины.
Людовит испустил тяжелый вздох, корчась в агонии. Свей равнодушно взглянул на своего бывшего господина и сорвал с его холодеющей руки золотой браслет. Затем он осмотрел Калеба и также снял с него все дорогие украшения. Карлика Эппа он перевернул ногой, не очень рассчитывая что-то найти. Олаф следил за его действиями с полнейшим равнодушием. Обыскивать трупы врагов, забирая все ценное, было в традициях викингов.
— Возьми его цепочку, — Ульберт указал на карлика. — Она серебряная.
— Почему ты не дал мне убить его? — спросил Олаф, оставаясь на месте.
— Прости, друг, у меня был к нему свой счет, — пояснил свей. — Но какая тебе разница? Кто-то из вас убил одного брата, я убил второго...
—Так их было двое?! — воскликнул пораженный Олаф, сразу вспомнив свои сомнения и слова Эгиля о том, что «двое скрываются под одной личиной».
— Да, двое, — кивнул Ульберт, забавляясь удивлением молодого викинга. — А как иначе им бы удавались все эти чудесные превращения? Я тоже это не сразу понял, но... как-то раз обратил внимание на то, что утром князь был с распухшей щекой от болевшего зуба, а вечером, на море, как ни в чем не бывало, управлялся с рулевым веслом...