— Хлекк забрала его с собой в чертоги Одина — ответил Рогнвальд. — Он погиб в земле кельтов, Корнуолуме.
— Зачем он поплыл туда? — удивился Олаф. — В этих землях ничего нет, кроме камней, которые когда-то использовало для своих обрядов древнее племя полулюдей, живших там от сотворения мира.
— Колбейн служил у датчан, — пояснил Рогнвальд. — Но во время дележа добычи убил какого-то знатного викинга, — гигант понизил голос. — Его искали даже здесь, но он спрятался на Оркнеях, а затем скрылся в Корнуолуме. Надеялся найти там свое пристанище. Помогал местным жителям в борьбе против саксов. Но счастье изменило ему. Саксы убили его во время вылазки бриттов. Об этом нам рассказали двое данов, служивших у Гутрума, когда тот воевал с королем саксов Альфредом. Прошел слух, что среди бриттов объявился какой-то воин, способный собрать войско для успешных схваток и с викингами, и с саксами. Его опознали уже мертвым.
— А Бриан? Брат Рагнара?
— Он на Шетландских островах.
— Даже не знает, что его отец... — Олаф смотрел на стену, на которой было развешано оружие, тускло поблескивающее в неровном свете факелов и светильников. Смерть, которую несло это оружие, нельзя было разглядеть так же ясно, как человека. Она затаилась, ожидая своего часа. «Хлекк забрала его», — сказал Рогнвальд. Хлекк — одна из валькирий, дев- воительниц, служащих Одину. За время своих странствий Олаф много нового узнал о людях, что жили в других землях, о богах, в которых они верили. И сейчас, глядя на Дитфена, о чем-то говорившего с Рагнаром, он вспомнил, как тот когда-то говорил о вере: «Я поклоняюсь тому, кому выгодно поклоняться...»
В те дни Олаф еще не сознавал скрытого смыла этих слов. Но сейчас... Сейчас многое изменилось. Люди верят в богов своего народа, тех, что оберегали их далеких предков от начала мира. Но там, в землях саксов, франков, ромеев и других — верят в одного Бога, который не похож ни на кого из тех богов, что знал Олаф.
Один-Всеотец, мудрый, хитрый, многоопытный, но ищущий нового знания, сильный, но не способный в одиночку противостоять силам Зла. Иначе как объяснить, что он должен погибнуть в схватке с чудовищным Фенриром? А Тор, могучий истребитель великанов? И он должен погибнуть, несмотря на все свое искусство воина...
Олаф чувствовал, что суровая неизбежность судьбы их богов как будто незримо стоит за каждым из них, как тень, как напоминание о тщетности усилий. Эти люди готовы умереть сейчас и в любой момент, служа Одину, но что ожидает их за Пределом Всего? Новые миры? Или пустота?..
Внезапно чей-то резкий возглас заставил Олафа отвлечься от своих мыслей. На пороге стояли Магнус и Торвальд, держа под руки бледного, как кусок льда, Халлбьерна. Он был закутан в длинный плащ, и только одна рука свободно свисала вдоль тела. Олаф бросил взгляд на Инегельда. Тот был напряжен, но спокоен. Наверное, лишь сожалел о том, что не убедился в смерти гаута.
— Ведите его ближе к столу! — приказал Рагнар.
Викинги зашумели, зашевелились. С жадным любопытством они рассматривали человека, который должен был уличить самого Инегельда.
С неким затаенным чувством взглянул на него и Рагнар. Почти сразу же он припомнил, что уже видел гаута в селении. Тот был одет в плащ из сукна, которое вымачивают в смеси тюленьего и овечьего жира. Мореходы одеваются в одежду из такого сукна: викинги, торговцы и рыбаки. Человек, которого Олаф назвал свидетелем убийства ярла, был торговцем из Бирки, хотя родился в другой области Свеарики, земли свеев — в Вестеръетланде.
— Нам сказали, что ты видел убийцу ярла Стейнара? — Рагнар говорил громко, отчетливо, стараясь подражать своему отцу.
— Это так, — коротко ответил Халлбьерн, приоткрывая глаза на несколько мгновений и вновь закрыв их. Его раны были еще свежи и сильно мучили.
— Кто ты?
— Халлбьерн, сын Сельмунда.
— Чем ты занимаешься?
— Сейчас я торговец мехом и тканями, а раньше ходил в набеги под началом упсальского конунга. Бывал я в землях венедов и эстов, дрался с руссами у Хольмгарда...
— Ты узнаешь этого человека? — не желая слушать дальше, Рагнар нетерпеливо указал на Инегельда, который тут же отвел взгляд.
— Да, я видел его дня три тому назад, когда он ранил меня ночью на дороге к западу от Хвита-фьорда.
— Ты лжешь, безродный пес! — крикнул презрительно — Инегельд. — Мы никогда не встречались с тобой, иначе ты вряд ли бы остался в живых.