— Но он говорит не по-нашему, — возразил Инегельд.
— Он говорит на языке руссов, — произнес кто-то из викингов.
Обернувшись, ярл встретился взглядом с самым старым и опытным из воинов. Хафтур...
Седой Хафтур, проживший более пятидесяти зим, кивнул в знак подтверждения своих слов.
— Да, он говорит на языке руссов.
— Что он сказал?
— Я не понял точно... Мне кажется, он кого-то звал...
— Он назвал имя? — насторожился Инегельд, ни на мгновение не забывавший о взятой добыче. Любая случайность могла сильно убавить его долю.
— Имя? — Хафтур раздумывал — Он крикнул, что он — здесь...
— Он — здесь?
— Похоже, звал на помощь, — предположил прислушавшийся к их разговору Бьярни.
— Но там никого нет в живых? — недоумевал Стейнар.
— Мальчишка, видно, думал, что кто-то еще есть, — сказал Хафтур, вытирая левой рукой, на которой не хватало мизинца и безымянного пальца, испарину со лба.
— Значит, он — русс? — Инегельд посмотрел на Стейнара, ожидая, что он скажет.
— Это даже лучше, — вдруг сказал ярл, ни к кому лично не обращаясь.
Инегельд промолчал. Ему все стало ясно. До этого момента судьба мальчишки была туманной. Как свидетеля, его полагалось убить. То, что его не убили сразу, объяснялось просто: нужно было выяснить обстоятельства исчезновения команды «Эйктюрмира». А уж потом...
Но если мальчишка не знает их языка, он не сможет ничего никому рассказать. По крайней мере до тех пор, пока не научится говорить более или менее понятно. И все равно оставлять его в живых — опасно. Стейнар должен это понимать.
— Зачем он тебе, ярл? — спросил Инегельд.
— Ты же понял: он сын кого-то из наших, тех, кто подался в Гардарику.
— Его придется убить. Рано или поздно. — настаивал Инегельд. — Но лучше — раньше...
— Я знаю, что лучше! — с едва уловимой угрозой в голосе проговорил Стейнар. Ему не нравилось, когда его пытались учить жить. С того дня, когда умер отец, он не терпел даже намека на какие-нибудь наставления. Судьба мальчишки стала почему-то его занимать. Ярл не мог сейчас объяснить, в чем дело.
Может быть, это совесть? Он воспользовался ценным грузом с «Эйктюрмира», хотя неизвестные ему викинги заплатили за этот груз своими жизнями.
— Как знаешь, — пожал плечами Инегельд, отступая от него.
А ярл обратился к Хафтуру:
— Посмотри за ним. Когда он сможет говорить, позовешь меня.
— Я понял, ярл.
— Его надо накормить.
— Много ему нельзя, — с ухмылкой бросил Инегельд.
— А у нас много и нет. — Стейнар пристально смотрела на Хафтура, вспоминая все, что знал о нем. Удивительное дело: Хафтур служит у него уже несколько зим, а ярл почти ничего не знал его о прошлом. Ему было достаточно того, что Хафтур умел многое как воин и мореход. В Ромейском море он доказал свою преданность и ценность. Другого и не требовалось.
— Где ты научился языку руссов?
— Давно это было, — отозвался Хафтур. — Двадцать пять зим прошло. Может, и больше. Я служил у Кнута Темного, того, кто враждовал в свое время с отцом нынешнего конунга Харальда. Мы плавали в море балтов, и упсальские свеи напали на нас. Их было больше, и они потопили наши драккары. Я спасся, оказавшись на острове Рюген. Оттуда с датскими викингами попал в Гардарику, в старый город Альдейгьюборг [9]. Несколько зим жил там, а потом оказался в Конунггарде и ходил в поход на Миклагард [10]. Попал в плен к ромеям и оказался в самом Миклагарде... меня взяли на службу.
— Ты служил у конунга Миклагарда? — удивился ярл Стейнар. — Почему я только сейчас узнал об этом?
— Я не считал нужным говорить.
— Ты скромен, я знаю. Мне говорил об этом Свен Краснобородый. Но как же ты смог вернуться домой?
— Я воевал против сарацин, а потом против булгар. Бывал в земле Гуналанд, где жил когда-то великий Атли. У ромеев строгая дисциплина. Меня оскорбил один из тех, кто командует у них десятью воинами. Я убил его, и мне пришлось бежать. Я пришел в землю франков, а оттуда — в Ютландию, через земли короля Лотаря, внука Карла Великого.
— Что ж, — заключил ярл. — Твой рассказ интересен и поучителен. Когда-нибудь мы снова поговорим с тобой, а пока — займись мальчишкой. И запомни, — он испытующе глянул в серые мутноватые от долгих странствий и забот глаза Хафтура. — Я хочу, чтобы он жил.
— Я понял.
Так была решена участь единственного, кто остался в живых из команды «Эйктюрмира».
Когда Стейнар отошел от него, Хафтур перевел взгляд на мальчика, уснувшего на корме. Теперь на Хафтура возлагалась забота о нем. А это было не так-то просто. Мальчишка мог умереть ночью или утром. Он не выглядел жильцом на этом свете, удивительно, что вообще дожил до этого дня. Но делать было нечего. Последние три года Хафтур служил у Стейнара. И не искал нового места. С тех пор как умерла его жена, Хафтур остался один. Стейнар доверял ему. И другой участи Хафтур для себя не желал...