Он не подошел, не заключил в теплые объятия, его дыхание не коснулось шеи. На кровати — на их с Гарри кровати — лежала посылка в траурной ленте. И так будет теперь всегда.
Надо было двигаться. Готовить похороны, сообщать друзьям, родственникам, самое ужасное — Сольвейг…
Вжимаясь лбом в холодное стекло, Драко Малфой ждал, когда его сердце разорвется.
История вторая. Женщина в поезде
Слышишь, слышишь -
Дождь крадется по ступенькам крыш.
Тише, тише,
Он все ближе, что же ты не спишь?
Нынче ночью
Снятся сны о солнце и тепле.
Впрочем, если хочешь,
Я спою тебе об иной земле…
Это произошло тем самым первым летом. Гарри нравилось считать его первым — первым летом после Хогвартса, первым летом после Вольдеморта, летом, когда он покинул Дурслей, летом, с которого началась их с Драко совместная жизнь. Пока еще не в законном браке — не то чтобы для Гарри это имело какое-то значение, но почему-то все окружающие, те, которые считали себя ответственными за судьбы двух юнцов, решили, что им следует повременить со свадьбой до окончания с одной стороны, Школы авроров, с другой — Университета. Ни Гарри, ни Драко не возражали. Это не имело значения и уже ничего не могло изменить. Драко вообще предлагал забыть об этой свадьбе… но Гарри не согласился.
— Хочу, — строго сказал он, и Драко покорно кивнул.
Сдав экзамены в Школу Авроров, Гарри вернулся к Дурслям — просто потому, что он не знал, куда еще ему возвращаться. Очевидно, предполагалось, что жить они с Драко и Сольвейг будут в Имении… но Гарри же не мог вот так запросто поехать туда. Хотя бы потому, что он попросту не знал, где находится Имение, и можно ли туда вообще добраться…
И он отправился к Дурслям — если бы они удивились, увидев его на пороге своего дома, он всегда мог сказать, что приехал за вещами.
Дурсли не удивились. Дурсли даже не выразили недовольства — наверное, оттого, что теперь Гарри был совершеннолетним волшебником и мог колдовать в любое время и в любом месте. Гарри прибыл поздним вечером — долг родственников обязывал оставить его на ночь, что и было исполнено, хотя и без особой радости для обеих сторон.
В комнате было темно, но от окна пролегла по комнате лунная дорожка, захватившая пухлую сумку и край обшарпанного сундука. На кровати, глядя на луну огромными и темными — наверное, так казалось, потому что их не закрывали очки, — глазами, лежал Гарри. Он думал.
Ночь — не лучшее время для размышлений. Каких только ужасов не приходит в голову в темноте! То, над чем смеешься днем, ночью оказывается непоправимой ошибкой, почти катастрофой. Тревоги, которым не было ни времени, ни места, пока Гарри сдавал экзамены, сейчас накинулись на него стаей голодных крыс.
Размышления о будущей жизни с Драко, об Имении, с которым не было связано ни одного приятного воспоминания, о Сольвейг… о том, заслужил ли он вообще такое счастье, как Драко, сможет ли он когда-нибудь стать достойным его, не окажется ли на содержании у богатого наследника… и еще сотня подобных мыслей метались в голове Гарри, не давая ему уснуть. В то же время он прекрасно понимал, что все его сомнения — ничего не стоящая ерунда, и что ни он, ни Драко подобных мыслей не заслужили.
Просто они не виделись больше месяца. Не разговаривали через Кружаную сеть и не писали писем. Это было не сознательным решением отдохнуть друг от друга — просто так вышло, что им обоим было не до переписки, по крайней мере, Гарри. Про Драко он не знал наверняка. Возможно, тот не писал по другим причинам — но Гарри не позволял себе думать, каким. Это были слишком страшные мысли.
Гарри перевернулся на живот, уткнулся лицом в подушку и стал думать, что же ему делать завтра. Он заберет свои вещи, уедет от Дурслей, доберется до Диагон-аллеи… а дальше? Где-то в Лондоне собирался поселиться Сириус с Ремом и Волчонком, но где именно, Гарри не знал. Да ему и не хотелось к Сириусу — бедным бездомным родственником. Хватит, кушали… У него есть своя семья. Вроде бы есть…
Робкое рассветное солнце, заглянувшее в окно гарриной комнаты, застало молодого человека спящим. Лучи скользнули по векам в синеватых жилках, высветили тени под глазами и заострившиеся скулы, поиграли с растрепанными волосами… может, им хотелось, чтобы Гарри проснулся? Но он крепко спал.
За окном негромко профырчал мотор, прошуршали по асфальту шины, и Гарри, вздрогнув, проснулся. Звуки, разбудившие его, тут же стихли — словно кто-то пытался подкрасться незамеченным и настороженно замер, схоронившись в тени, когда его обнаружили. Гарри нахмурился, соображая, приснилось ли ему, что к дому подъехала машина, или же это было на самом деле — и в это время позвонили в дверь.
Внизу прошлепали тапочки тети Петуньи — она тоже плохо спала и встала с первыми лучами. Гарри услышал ее голос — удивительно, но он звучал не недовольно.
Гарри никогда раньше не пришло бы в голову сравнивать тетю с птицей — разве что с вороной или любопытной гусыней, — но сейчас она именно что щебетала по-птичьи.
«Дежа вю…» — понял Гарри. Год назад он проснулся точно также. Рев мотора, шорох шин, голосок тети Петуньи… а когда вышел из комнаты, он увидел в холле Драко. Наверное, то был первый раз в его жизни, когда он понял, насколько сильно — так, что страшно стало, — любит Драко…
Гарри вскочил с кровати, натянул джинсы и футболку и выскочил на лестницу.
— Бо-о-оже, миссис Дурсль, я же просил — никакого официоза, для вас я Драко, просто Драко, — чувственно тянул мужской голос, а женский на высоких нотах лепетал:
— Ну тогда… тогда… вы просто обязаны звать меня Петунией, Драко. Иначе я чувствую себя рядом с вами такой старой…
— Ка-а-акие глупости! Вы не можете быть старой!
— Но мой сын, Драко, ваш ровесник…
— Еще глупости! Разве возраст женщины — это то, сколько лет она прожила? Возраст — это такое…
— Привет, Малфой, — произнес Гарри, когда решил, что сможет справиться со своим голосом. Взлетели платиновые пряди. Чуть опустились ресницы. Слегка скривились губы.
— Поттер, — произнес Драко. Просто сказал. Констатировал. Холодно, равнодушно, отстранено. Гарри почувствовал, что ему становится дурно — как в кошмарном сне, из которого никак нельзя выбраться, хотя ты уже понял, что это всего лишь сон.
— Что ты здесь делаешь? — не по собственной воле, а повинуясь законам дурного сна, спросил Гарри.
— Приехал за тобой, — тем же тоном ответил Драко. Прошло еще несколько мгновений, вязких, как манная каша. А потом Драко вдруг сорвался с места, словно за спиной у него внезапно прорезались крылья, взлетел по лестнице в три прыжка; одна его рука обвилась вокруг талии Гарри, другая запуталась пальцами в черных растрепанных вихрах, с силой привлекая голову Гарри ближе…
Застыв на месте, подобно жене Лота, Петуния Дурсль наблюдала, как красивый юноша, этот милый Драко, целуется взасос с ее племянником.
Поцелуй закончился, но юноши не оторвались друг от друга. Гарри прижимался лбом ко лбу Драко.
— Я по тебе скучал… — прошептал он.
— И я… — отозвался Драко. — А ты такой замороженный… даже не обнимешь меня…
Тихонько рассмеявшись, Гарри обнял Драко и прижался губами к его щеке.
— А ты мне не написал… Ни слова не написал… эх, ты…
— И ты не написал, — шептал Драко. — А я был занят…
— И я был занят… Ты правда приехал за мной?
— Да, — Драко отстранился, не размыкая объятий. — Ты готов или как? Помочь тебе собраться?
— Помоги, — улыбнулся Гарри. — Прошу, — он распахнул дверь и отвесил Драко шутовской поклон. Малфой, наградив его веселой улыбкой, шагнул через порог. О миссис Дурсль оба успели позабыть.